Задохнуться можно - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

Герцог не забывал обид.

— Пусть скажет спасибо, — посоветовал он. — Поэта! Это надо же! Отбросы общества!

— Значит, деньги не отдадите?

— Нет.

— А то подумайте. Они здесь, у вас?

— Не ваше дело.

— Ну вот, встали бы, подошли к столу… или к шкафу…

Он помолчал, выжидательно глядя на герцога. Тот не шелохнулся.

— Подумайте, а?

— Еще чего!

— О милости взываем, — напомнил граф, положившись на метод мопсообразной дамы, — и молитва нас учит милости.

— Э?

— Учит милости. Как тихий дождь с небесной высоты…

— Что вы порете?

— …она благословляет и того, кто к милости стремится, но стократ — того, кто милует.

— Черт знает что! Спятил. В общем, я занят. Сейчас придет мой секретарь. Вы его не видели?

— Перед обедом — видел, а сейчас — нет. Развлекается где-нибудь.

— Я ему поразвлекаюсь!

— Молодость, молодость…

— Я ему покажу молодость!

— А, вот и он!

— Э?

— Кто-то стучится.

— Не слышу.

Герцог встал и приблизился к двери. Граф разомкнул руку над бокалом.

— Никого нет, — сказал герцог.

— Значит, послышалось. Что ж, если вы заняты, не буду мешать. Не хотите поступить благородно — дело ваше. Спокойной ночи, мой друг. — И граф удалился.

Ровно через минуту в коридор вышел мистер Плум. Из всех, кто напряженно мыслил за недавним обедом, именно он занял первое место, а потому спешил к герцогу. Он надеялся, что уговорит его поиграть в Жулика Джо.

Чем больше думал он о своем поражении, тем больше убеждался, что его обманули. Честный человек, говорил он в сердце своем, его не обыграет. Надо было выбрать не «шаха», где можно и передернуть, а другую игру, верную, вроде этого Жулика.

Подходя к покоям герцога, Пудинг был полон надежд, и тут сам герцог налетел на него.

Надо сказать, что, расставшись с лордом Икенхемом, он посидел и подумал, а потом встал. Ему претило такое унижение, но ничего не поделаешь, в Бакстере он нуждался. Поэтому он и вышел, а выйдя, налетел на этого мерзкого типа.

Тут он увидел, что тип хотя и мерзкий, но другой, а именно тот, кто собирался обыграть его ради какой-то дочери. Герцог многих не любил, но особенно его раздражали люди, которые хотят выжать из него деньги.

— Тьфу! — сказал он, отпрянув от Плума.

Плум улыбнулся — наспех, с трудом, но все ж угодливо.

— А, ваша светлость! — воскликнул он.

— Идите к черту, — ответил герцог.

Обменявшись любезностями, они разошлись; но вдруг Плума осенило. До сей поры он хотел отыграть свои деньги, теперь понял, что есть способ попроще. Где-то у герцога лежат триста фунтов, принадлежавшие ему, Плуму, а сам герцог ушел. Зайди и возьми, чего легче!

Плум был толстоват, но двигался быстро. Словно резиновый мячик, долетел он до двери и только там догадался, что мог не спешить. Да, герцог был занят, но не забыл повернуть ключ в замке.

Многие растерялись бы, многие — но не Пудинг. В конце концов, можно войти и с газона, а в такой теплый вечер дверь, наверное, открыта. Пробежавшись до выхода и обогнув угол, пыхтящий и пурпурный сыщик узнал, что он не прав.

Поражение свое он принял. Да, в Лондоне были люди, которым хватило бы проволоки, чтобы соорудить отмычку, но он не принадлежал к их числу. Смирившись, словно Моисей, взиравший на Землю обетованную, он приник к стеклу. Комната лежала перед ним, но с таким же успехом она могла отстоять на многие мили. Он смотрел и страдал, пока другая дверь не открылась и не вошел герцог.

Оставалось удалиться, как вдруг где-то рядом во тьме кто-то запел песню о Лох-Ломонде. Когда, распугав птиц на деревьях, припев закончился, стеклянная дверь распахнулась и на газон, словно снаряд, вылетел герцог, громко крича: «Эй вы!» Для Плума то была песня, для герцога — нечто большее.