Отодвигая границы - МакГэрри Кэти

Я бы поступил иначе на её месте. Я мог бы позаботиться о ней сейчас и после школы.

— Хорошо.

— Передай, что я люблю её, — сказала Лила. — Я приеду, как только смогу.

— Ага. — Эта девчонка действительно беспокоилась об Эхо. — Будет сделано.

***

Эхо сидела с опущенными окнами за рулём серой «Хонды Сивик». Отец решил заменить её «Додж Неон». Я остановил машину рядом с ней, но девушка тут же завела двигатель. Я опустил окно.

— Я хочу кое-куда съездить, но мне нужна поддержка. Прости, что заставляю прогуливать уроки.

Я ни о чём не жалел.

— Я отвезу тебя, куда захочешь.

Надеялся, что она хоть улыбнётся, но Эхо просто покачала головой. Что бы вчера ни случилось, это сломало её.

— Поедешь за мной? Я хочу ещё пару минут побыть в одиночестве.

— Как пожелаешь. — Хоть мне и очень хотелось дышать тем же воздухом, что и она.

— Ной? — позвала она, прежде чем я закрыл окно. — Спасибо, что прогуливаешь ради меня.

И, наконец, она улыбнулась. Не улыбкой, полной радости и удовольствия, но хоть как-то.

— Всё для тебя.

***

Мама любила такие дни: тёплые, весенние, с пушистыми облаками на фоне голубого неба.

Но какой бы ни была погода, я ненавидел это место. «Рестхевен» всегда будет напоминать мне о том сером дождливом дне июня, когда мы с братьями стояли в криво поставленной палатке. Тайлер хватал меня за шею, плача по маме, а Джейкоб спрашивал, не намокнут ли родители, объясняя снова и снова, что мама ненавидела намокать. Она даже не разрешала плескаться в ванной. А на папе костюм, он расстроится, если тот промокнет.

Тогда мне впервые в жизни мне захотелось умереть. Я жалел, что не спал в кровати и не умер вместе с родителями. Но был бы я тогда дома, этого никогда бы не случилось.

Чувство вины было верёвкой вокруг моей шеи. Моей ношей.

И когда я окончу школу, то всё исправлю. Я соберу вместе свою семью.

Я припарковался за Эхо у восточного сада под высокими дубами. По дороге сюда девушка быстро вклинилась в строй машин, я же задержался, давая ей фору. Теперь она сидела по-турецки на кладбище, положив голову на сложенные руки и глядя на белое мраморное надгробие. Её рыжие кудряшки развивались на легком ветру, а лучи света окутывали её в слабое сияние — она была как ангел посреди ада.

Эхо не отрываясь смотрела на надгробие.

— Спасибо, что согласился на это, Ной. Я знаю, тебе тоже нелегко здесь находиться.

Это мягко сказано, но тем самым я мог показать, насколько она мне важна.

— Как думаешь, миссис Колинз обвинит меня в твоём неожиданном порыве прогулять школу?

Девушка открыла было рот, но тут резко выдохнула. Я хотел поднять ей настроение, но она была слишком поглощена своим горем.

Я присел рядом и провёл рукой по волосам, струящимся по её спине. Не мог сдержаться, прикосновение к ней казалось необходимым. Мне нравилась простота надгробия: «Айрес Оуэн Эмерсон: сын, брат, морской пехотинец».

— Что ты вспомнила?

Она потёрла подбородок.

— Он бросил меня с мамой. Я звонила, но безрезультатно. Он… э-э… просто не отвечал. — Эхо опустила голову.

Я продолжил гладить её шёлковые волосы и слушал пение птиц. Плечи девушки не содрогались, слезы не скатывались по лицу. Самые тяжкие страдания незаметны — рыдания в углу, разрывание на себе одежды. Нет, хуже всего, когда твоя душа плачет, и что бы ты ни делал, её невозможно утешить. Её часть чахнет и становится шрамом на той части твоей души, что выжила.

Такие, как мы с Эхо, имеют гораздо больше рубцов внутри, нежели снаружи.

Она начала выдёргивать травинки.

— Теперь я одна. Айрес мертв, мама бог знает где. Мои друзья… ну, ты сам знаешь. Мы с папой уже давно далеки, но я притворялась, что это не так. Пыталась стать той дочерью, которую он бы любил, но… — Эхо покачала головой. — Отстойно быть одинокой.