Властелин колец - Толкин Джон Роналд Руэл

– Другой мне дороги нет, – отвечал Арагорн. – И все же, Эомер, на поле брани мы, быть может, еще и встретимся, прорубившись друг к другу сквозь все полчища Мордора.

– Поступай как знаешь, государь мой Арагорн, – сказал Теоден. – Видно, и правда таков твой жребий – идти нехожеными путями. Как ни горько мне с тобой расставаться, как ни тягостно, однако нас ждут горные тропы и медлить больше нельзя. Прощай!

– Прощай, государь! – сказал Арагорн. – Скачи навстречу великой славе! Прощай и ты, Мерри! В хороших руках ты остаешься, я и надеяться не смел на такое, когда мы гнались за орками до Фангорна. Леголас и Гимли, наверно, и теперь последуют за мною; но мы тебя не забудем.

– До свидания! – проговорил Мерри. Других слов у него не нашлось. Он чувствовал себя совсем крохотным; его смущали и угнетали услышанные мрачные речи. Эх, сюда бы сейчас неунывающего Пина! Конники стояли наготове, лошади перебирали ногами: скорей бы в путь – и дело с концом.

Теоден обратился к Эомеру, тот поднял руку и громко отдал приказ; конники тронулись. Они миновали Гать, выехали из Ущельного излога и круто свернули к востоку, тропою, которая с милю вилась у подножий, а потом уводила на юг и исчезала в горах. Арагорн выехал на Гать и провожал ристанийцев взглядом, пока излог не скрыл их из виду.

– Вот уехали трое близких моему сердцу, – сказал он Гальбараду, – и едва ли не ближе других этот малыш. Он не знает, что его ждет; но если б и знал, все равно бы поехал.

– Да, о малышах-хоббитанцах не по росту судить, – заметил Гальбарад. – Вовсе им невдомек, какими трудами охраняли мы их границы, но мне это ничуть не обидно.

– А теперь наши судьбы сплелись воедино, – сказал Арагорн. – Но что поделать, приходится разлучаться. Ладно, мне надо перекусить, да в дорогу. Пойдемте, Леголас и Гимли! Поговорим за едой.

Они вместе вернулись в Горнбург. Однако за столом Арагорн хранил молчание, и друзья переглядывались.

– Говори же! – сказал наконец Леголас. – Говори, может, полегчает, светлее станет на сердце! Что случилось с тех пор, как мы приехали на мглистом рассвете в эту хмурую крепость?

– Я выдержал битву куда более жестокую, чем на стенах этой хмурой крепости, – отвечал Арагорн. – Я глядел в Ортханкский камень, друзья мои.

– Ты глядел в эту проклятую колдовскую штуковину? – вскричал Гимли с ужасом и недоумением. – Он… Враг у тебя что-нибудь выведал? Ведь даже Гэндальф и тот не отважился на такой поединок, а ты…

– Ты забываешь, с кем говоришь, – сурово осек его Арагорн, и глаза его блеснули. – Не при тебе ли я во всеуслышание назвался у ворот Эдораса? Что, по-твоему, я мог ему выдать? Нет, Гимли, – уже мягче продолжал он, и тень сбежала с его лица, видна была лишь безмерная усталость, точно после многих бессонных ночей, исполненных тяжкого труда. – Нет, друзья мои, я законный владелец Камня, вправе и в силах воспользоваться им: так я рассудил. Право мое неоспоримо. И сил хватило – правда, еле-еле.

Он глубоко вздохнул.

– Да, жестокий был поединок, все никак не приду в себя. Я не сказал ему ни слова, но сумел подчинить Камень своей воле. От одного этого он придет в неистовство. И я предстал перед ним. Да, сударь мой Гимли, Враг видел меня, но не в том обличье, в каком ты видишь меня сейчас. Если я оказал ему услугу, дело плохо; но думаю, что оказал дурную услугу. Он был, по-моему, страшно поражен тем, что я объявился среди живых, ибо доныне он обо мне не знал. Под окнами Ортханка на меня не обратили внимания, благо я был в ристанийском доспехе; но уж Саурон-то не забыл Исилдура и меча Элендила. И вот, как раз когда начинают сбываться его черные замыслы, вдруг он воочию видит наследника Исилдура и тот самый меч: я обнажил перед ним заново откованный клинок. А он все же не так силен, чтоб ничего не опасаться, – нет, его еще гложут сомнения.

– Ну, сил-то ему не занимать, – возразил Гимли, – и тем быстрее он нанесет удар.