Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2 - Негри Антонио, Качинский Теодор, Уолтер Боб, Дюамель Филипп, Ней Крис, Вайнштейн Скотт, Абу-Джамал Мумия, Маркос Субкоманданте Инсурхенте, Кэмпбелл Джим, Хоффман Эбби, Фанон Франц, Хоум Стюарт, Горц Андре, Кагарлицкий Борис Юльевич, Ньютон Хьюи Перси, Шамир Исраэль, Цветков Алексей Вячеславович (2003)

До сегодняшнего дня подход к общности был фальшив. Власть паразитировала на ней в качестве незаменимого посредника между человеком и природой; но взаимоотношения человека и природы основываются лишь на практиках. Именно практики постоянно проламывают фанеру лжи, которую усердно чинит миф и его суррогаты. Именно практики, пусть даже отчужденные, остаются в постоянном контакте со всеобщностью. Раскрывая свой собственный фрагментарный характер, практики в то же самое время открывают настоящую всеобщность (реальность): это общность, реализующаяся посредством своей противоположности, фрагмента.

В перспективе практик каждый фрагмент есть общность. В перспективе власти, которая отчуждает практики, каждый фрагмент тоталитарен. Этого должно быть достаточно для того, чтобы разрушить попытки кибернетической власти окутать практики несвойственной им мистикой, хотя серьезность таких попыток недооценивать нельзя.

В нашем проекте встречаются все формы практик. Все они попадают к нам с присущей им долей отчуждения, с инородными вкраплениями власти, но очистить их — в наших силах. Мы осветим и придадим новую силу и чистоту акту отказа, мы разъясним, в чем суть манипулятивных маневров власти — не в манихейской перспективе, но путем осуществления нашей собственной стратегии, той битвы, которая уже началась. В данный момент в ней наши враги пытаются повсеместно найти общий язык друг с другом, но лишь бессмысленно сталкиваются, потерянные в неиссякаемой темноте и неопределенности.

29

Ежедневная жизнь всегда клалась на алтарь жизни внешней, очевидной; а очевидность, в свою очередь, в своем мистическом единстве была настолько сильна, что подавляла всякое упоминание о ежеднев-ности. Нищета и пустота спектакля, обнаженная всеми разновидностями капитализма и буржуазии, открыла всем глаза как на существование повседневной жизни (жизни-убежища, но для чего и от чего?), так и на ее бедность. По мере того как усиливаются овеществление и бюрократизация, единственной ясной, как день вещью остается необычайная примитивность как спектакля, так и каждодневного существования. Конфликт между человеческим и нечеловеческим был перенесен в плоскость внешнего. Как только марксизм стал идеологией, борьба Маркса против идеологии во имя богатства жизни превратилась в идеологическую установку против идеологии, в спектакль против спектакля. (Как в авангардной культуре такая постановка против постановок доступна лишь для понимания актеров, как картины, клеймящие картины, понятны лишь художникам, так же следует рассматривать и отношения между идеологической антиидеологией и функцией профессионального революционера в ленинизме.) Поэтому манихейство и ожило с молниеносной быстротой. Почему так неустанно атаковал манихеев святой Августин? Потому что понимал, насколько опасен миф, позволяющий лишь одно разрешение проблемы, в форме победы добра над злом; он видел, что невозможность такого разрешения угрожала сокрушить все здание мифологий и вывести на свет противоречие между мифическим и аутентичным, настоящей жизнью. Христианство предложило третий путь — путь священного дурмана; то, чего христианство добилось силою мифа, сегодня достигается силой вещей. Не может быть противостояния между советскими рабочими и рабочими в капиталистических странах или между бомбой сталинских бюрократов и бюрократов послесталинских. Нет ничего больше, за исключением единства в хаосе овеществленных сущностей.

Так кто же понесет ответственность? Кого следует застрелить? Над нами доминирует система, абстрактная форма. Степень человечности и бесчеловечности определяется абсолютно количественным варьированием пассивности. Качество везде одинаково: мы опролета-рились или очень близки к этому состоянию. Чем занимаются ортодоксальные «революционеры»? Они пытаются уничтожить кое-какие различия и сделать так, чтобы ни один пролетарий не был более пролетарским, чем остальные. Но где та сторона, которая заинтересована в кончине пролетариата?