Темная Башня - Кинг Стивен (2004)

Зачем он, с палкой этой, здесь вдали

Покинут? Только чтоб сбивать с дороги

Тех странников, что до него дошли!

Как череп ухмылялся… вспомнят ли

Меня — среди оставшихся в пыли

Им посланных на гибель — слишком многих?[219]

— Ты помнишь его палку? Как он ею размахивал? — спросил Роланд.

Конечно, она помнила. Да, вместо пыли был снег, но в остальном все сходилось. В остальном строфа описывала то, что едва с ними не случилось. От этой мысли Сюзанна содрогнулась.

— Это поэт твоего времени? — спросил Роланд. — Твоего когда?

Она покачала головой.

— Даже не моей страны. Он умер как минимум за шестьдесят лет до моего когда.

— И однако он видел, что только-только произошло здесь. Один из вариантов, во всяком случае.

— Да. А Стивен Кинг знал эту поэму. — И внезапно ее осенило. Мысль эта сверкнула так ярко, что могла быть лишь истинной. Она посмотрела на Роланда округлившимися глазами. — Именно эта поэма стала для Кинга отправной точкой. Именно она вдохновила его!

— Ты так говоришь, Сюзанна?

— Да.

— Тогда этот Браунинг, должно быть, видел нас.

Она этого не знала. Слишком уж все запуталось. С тем же успехом можно было пытаться ответить на вопрос, что первично, курица или яйцо. Или искать человека в зеркальном зале. Голова у нее пошла кругом.

— Прочитай следующую помеченную строфу, Сюзанна. Прочитай экс-ай-ай-ай.

— Строфа тринадцатая, — начала она.

Уныло стебли тянутся сквозь грязь,

Как волосы сраженного чумою.

Земля — кроваво-слизистая мразь.

Здесь конь слепой стоит не шевелясь…

Откуда? Словно дьявол, веселясь,

Из адских бездн привел его с собою![220]

— А теперь я прочитаю тебе строфу четырнадцатую.

Он жив? О нет! Он мертв уж сотни лет.

Пусты глазницы, ветер спутал гриву,

И плоть гниет, и обнажен скелет.

Уродств таких, я мнил когда-то, нет!

Он, верно, стал причиной многих бед,

Чтоб отомстили местью — столь глумливой![221]

— Липпи. — Стрелок оттопырил большой палец правой руки, махнул ею над левым плечом. — Она самая. Ходячий скелет, редкая грива и все такое. Только лошадь вместо коня.

Она промолчала. О чем, собственно, говорить? Конечно, Липпи: слепая, костлявая, с шелудивой, растертой в кровь шеей. «Она, конечно, старая и уродливая, я знаю, — говорил старик… точнее, монстр, который выглядел, как старик. — Ты, старая говнапалата, пожирательница сена, чучело ходячее, четвероногая прокаженная». И все это здесь, в поэме, написанной задолго до появления сэя Кинга на свет, за восемьдесят, может, за сто лет… «Здесь конь слепой стоит не шевелясь…»

— «И плоть гниет, и обнажен скелет». — Роланд мрачно усмехнулся. — Мы это исправим. Отправим ее к дьяволу, где ей самое место.

— Нет, — покачала головой Сюзанна. — Не отправим. — В горле у нее пересохло донельзя. Очень хотелось пить. Но она боялась открыть кран и напиться. Кто знал, что текло по здешним трубам. Оставалось только одно: растопить снег и тогда уж напиться вволю.

— Почему ты так сказала?

— Потому что ее нет. Убежала в бурю, пока нас развлекал ее хозяин.

— Откуда ты знаешь?

Сюзанна покачала головой.

— Просто знаю. — Она перешла к следующей страничке поэмы, состоявшей из более чем двухсот строк. — Строфа шестнадцатая.

«Зачем явился…»

И замолчала.

— Сюзанна. Почему ты не… — И тут его взгляд остановился на следующем слове, которое он мог прочесть даже написанное английскими буквами. — Продолжай. — Голос его упал до шепота.

— Ты уверен?

— Читай, я хочу это услышать.

Она откашлялась.

— Строфа шестнадцатая.

Зачем явился Катберта мне лик,

С улыбкою, что радостно светила?

Почти что въяве он во мгле возник,

И засмеялся звонко, как привык,