Последний дракон - Йон Колфер (2020)

Ангаром звался простой причал со стенами, не более. На них висело немного инструментов и снастей, в углу треугольником встроились железные бочки. Может, нефть, может, ядерные отходы, почем знать? Довольно заурядная берлога для констебля с какой бы там ни было ставкой, которую могло ему платить управление крошечного городка. Хук радовался, что пригнал на позицию собственный «Шевроле Тахо», иначе ему б навязали городскую эко-«хонду». Кто, черт возьми, способен поддерживать хоть какой авторитет, разъезжая в электрической «хонде»? Салоном владел мэр, и в этом заключалась проблемка. Мэр порядком злился, что Хук не стал колесить по городу в его клейменном гольф-багги, однако Ридженс полагал, что не найдет ни одного контрабандиста, которому было б откровенно не насрать, когда какой-то понаехавший тормознет рядом в машине с розеткой. Это ж посмешище. Потому Ридженс гнул ту линию, что собственной тачкой экономит городу деньги. Оспорить это было сложно.

Хук пришвартовался и обнаружил, насколько ослабел – на пристань ему пришлось выкатываться.

– Что за черт? – пробормотал он. Куда это делась вся его силища?

А потом увидел опухшие костяшки и понял: «Бля, змея укусила».

За остальными ссадинами и общим безумием он этого даже не заметил. Зато сейчас вспомнил щитомордника, которому двинул.

«Видать, так просто, как думал, я не отделался».

Ну, по крайней мере, врезал он не специально. Помереть последним кретином было бы обидно.

Как приходскому констеблю, а до того патрульному офицеру прихода Сент-Таммани, Ридженсу пришлось проходить не один, а два курса первой помощи; он попытался вспомнить особенности при различных обстоятельствах, но рассудок помутился, в нем оставалось только следующее: «За помощью. Во весь опор».

Прямо здесь не было никакого противоядия. Хук все собирался, и собирался, и так без конца, но в любом случае, клиника была в парочке миль отсюда.

«Под каждым банановым листом сидят тарантулы, а у тебя противоядия ни хрена нет».

«В тачилу, – сказал он себе, – и ты что-нибудь придумаешь».

Невероятно оптимистичный план, однако Ридженс был под действием яда, и прежде стадии угнетенности шел именно оптимизм.

«Всё будет в порядке», – подумал констебль, хотя, на самом деле, происходящее свидетельствовало об обратном.

Пикап Хука кое-как вырулил к дому Элоди Моро. Он располагался в полумиле, не больше, вниз по разъезженной, обрамленной соснами дороге – деревянная хибара с жестяной крышей; народ с более северным мировоззрением вообще с трудом верил, что такие еще сохранились со времен Гражданской войны. Хибара эта стояла одинокая, омываемая грязными водами и окруженная смерчем из стрекоз.

Констебль, должно быть, на мгновение вырубился за рулем, но его пробудила адская пульсирующая боль в костяшках, и он с неудовольствием и тревогой увидел, что правая рука раздулась до размеров бейсбольной перчатки. Хук потыкал раздутую руку пальцем. Кожа оказалась натянута, как воздушный шар, и наполнилась электричеством.

«Шутки кончились, Ридженс, мой мальчик, – сказал себе констебль. – Противоядие найдется у Элоди. Она ж медсестра, так что верняк?»

Ослиное упрямство вытащило Хука из пикапа на крыльцо, и он взобрался по ступенькам, опираясь на собственный лоб и прижимая больную руку к животу.