ГЕННАДИЙ ШИЧКО И ЕГО МЕТОД - Дроздов Иван Владимирович (1991)

Заводским начальникам товары ширпотреба не надо выпускать, деньги в казну бутылкой выманят.

А верхний эшелон власти... Там без водки и вовсе труба. Оборот финансовый нарушен, народ волнуется — там забастовка, здесь неформалы... Да нет уж, лучше пусть другие трезвую жизнь устанавливают. А мы, пока правим, не станем ворошить эту рану. Она хоть и зудит, и все сильнее загнивает и в конце концов разъест весь организм, сгубит народ и государство, но произойдет это в будущем, не при нас — философия Людовика XIV: «После меня хоть потоп».

Позвонят в статистическое управление. Вы, мол, там потише с цифрами, попридержите информацию о производстве спиртного, о бедах, связанных с алкоголизмом.

Ну а те, что в обманах поднаторели, и рады стараться. Много десятилетий стоял у руля статистики коммунист Старовский. И в какие он только хитрости не пускался, чтобы не тревожить народ, загонять вглубь его беды и болезни, но вот постарел Старовский его с почетом отправили на пенсию. И живет он в роскошной квартире, и пенсию особую от государства получает.

Ну, а тем, кто с легкостью мотыльков пределы отчизны покидает — им, что ли, нужен трезвый трудовой народ?

Опять же и глупцов в самом народе хватает. Они тоже — за вино, за водку, за веселую жизнь!

Вот почему так часто случалось в истории: борьба за трезвость наберет силы, и уж к сухому закону дело клонится, а тут, смотришь, на попятную пошло.

И скоро ли уж людей таких прибавится, которые бы знали, что для них хорошо, а что плохо, кто для них добра желает, а кто злым силам потакает...

Обо всем этом ведется разговор на занятии по теме: кто заинтересован в спаивании народа? Кому нужно, чтобы мы отравлялись?

Можно услышать возражение: Шичко был эрудит, имел обширные знания, много ли таких найдется? Что же это за метод, если овладеть им могут лишь единицы?

Спешу успокоить, обнадежить и ободрить. Конечно, Шичко был ученый, образованнейший человек. И педагог был умелый, лектор, оратор. Но я встречаю людей — и их становится все больше — не имеющих специальных знаний, но страстно желающих отрезвлять народ. Они жадно читают книги, посещают занятия опытных отрезвителей и очень быстро накапливают нужный материал.

Я встречался с теми, кто уже прошел десять уроков или сеансов, и с теми, кто еще занимался, и — поразительный результат! — те же восемьдесят пять или девяносто процентов отрезвленных, что и у Шичко. Значит, дело тут не столько в преподавателе, сколько в самом методе.

Есть своя особенная привлекательность и у тех инструкторов, которые не успели вооружиться знаниями теории и истории алкоголизма, не блещут красотами речи, — эти более других самобытны, близки по строю мыслей каждому слушателю — даже образованным, чиновным. Их наивность подкупает, им верят, их слушают с сочувствием, особенно, если они сами были алкоголиками и теперь как бы исповедывались, рассказывали свою печальную историю. В Ленинграде большинство руководителей групп прошли свою несчастную полосу, избавлялись у Шичко и, можно сказать, всеми клетками восприняли метод учения. Ведь он им и тысячам других людей во второй раз подарил жизнь.

Заметим: два-три часа разговора, и — ни одного упрека, назидания, вроде подобного:

«И докатился же ты, братец! И как только в глаза людям смотришь — все пьешь и пьешь. Может, и остановиться пора, а? Ведь есть же, наверное, совесть у тебя? Не всю ты ее утопил на дне стакана?»

Нет и еще раз нет! Ничего такого в беседах Шичко мы не слышали. Наоборот: каждый из группы — а являлись сюда и в нетрезвом виде! — здесь чувствовал себя как равный среди равных. Никто не заметит, не заденет больную струну — твою униженность и оскорбленность. И сам Шичко, и все товарищи каждым словом, каждым жестом и взглядом выражали сочувствие и желание помочь человеку в беде. Здесь не было врача и пациента, сюда пришли товарищи по несчастью, и учитель ничем не показывал своего превосходства.