Проклятая игра - Клайв Баркер (1985)

– Может, как-нибудь в другой раз. – Он пробормотал клише, словно чувствуя на языке яд.

– Да, – ответила она, довольная тем, что в ее голосе прозвучала примирительная нотка, хотя и неубедительная. – Но сначала позвони мне.

– Провожать не надо.

23

Он бродил около часа, уворачиваясь от толп школьников, которые возвращались домой, затевая по пути драки и задирая носы. Даже здесь были признаки весны. Природа едва ли могла быть щедрой в таких стесненных обстоятельствах, но она делала, что могла. В крошечных палисадниках и в оконных ящиках цвели цветы; несколько молодых деревьев, переживших вандализм, выпустили милые зеленые листья. Если они переживут несколько сезонов холода и злобы, то вырастут достаточно большими, чтобы птицы могли в них гнездиться. Ничего экзотического: в лучшем случае драчливые скворцы. Но деревья будут давать тень в разгар лета и насест для луны, которую можно будет заметить, выглянув из окна спальни однажды ночью. Он обнаружил, что полон таких неуместных мыслей – луна и скворцы, – как впервые влюбленный юноша. Возвращение было ошибкой; это жестокость по отношению к себе, причинившая боль и Чармейн. Бесполезно возвращаться и извиняться, это лишь усугубит ситуацию. Он позвонит ей, как она и предлагала, и пригласит на прощальный ужин. Тогда он скажет ей – или, может, соврет, – что готов расстаться навсегда и надеется видеть ее время от времени, и они попрощаются цивилизованно, без вражды, и она вернется к той жизни, которую сама для себя строит, а он вернется к своей. К Уайтхеду, к Карис. Да, к Карис.

Вдруг слезы нахлынули на него, как ярость, разрывая на куски. Он стоял посреди незнакомой улицы, ослепленный ими. Школьники толкали его, когда пробегали мимо, некоторые оборачивались, а другие, видя его страдания, обзывали на ходу. Это нелепо, сказал он себе, но непристойности не остановят поток слез. Поэтому он брел, прижав руки к лицу; зашел в переулок и оставался там, пока приступ не закончился. Какая-то его часть чувствовала себя отстраненной от всплеска эмоций. Она посмотрела, эта нетронутая часть, на его рыдающее «я» и покачала головой, презирая его слабость и смятение. Он терпеть не мог, когда мужчины плачут, это смущало. Но какой толк отрицать правду? Потерянность – вот что Марти чувствовал, он потерян и напуган. За это стоило поплакать.

Когда слезы иссякли, Марти почувствовал себя лучше, но его трясло. Он вытер лицо и стоял в глубине переулка, пока не пришел в себя.

Было четыре сорок. Он уже побывал в Холборне и забрал клубнику; это его главное задание по приезде в город. Теперь, когда с делом покончено и он повидался с Чармейн, остаток ночи раскинулся перед ним в ожидании удовольствий. Но Марти утратил бо`льшую часть энтузиазма по поводу ночных приключений. Через некоторое время пабы откроются, и он сможет выпить пару стаканчиков виски. Это поможет избавиться от судорог в животе. Может, снова разожжет его аппетит, но он сомневался в этом.

Чтобы занять время до открытия пабов, он побрел в торговый район, появившийся за два года до того, как Марти угодил в тюрягу: бездушный лабиринт белых плиток, пластмассовых пальм и кричащих магазинов класса люкс. Теперь, спустя десять лет после постройки, он выглядел почти готовым к сносу. Испещрен граффити, пассажи и лестницы грязные, многие магазины закрыты, другие настолько лишены очарования или клиентуры, что единственным вариантом для владельцев стало все сжечь однажды ночью, получить страховку и удрать. Он отыскал маленький газетный киоск, где сидел одинокий пакистанец, купил пачку сигарет и вернулся тем же маршрутом в «Затмение».