Незваный гость - Татьяна Коростышевская (2021)

«Вот чего ты, Геля, кочевряжишься? Тебе этот мужик для дела нужен, чтоб убийцу Блохина вычислить, а ведешь себя, как барышня на первом свидании. Обиделась, надулась как мышь на крупу. Ну спросил и спросил, наврала бы что-то, и вся недолга. Может, в их Британиях именно так прилично с женщинами разговаривать».

Грудь еще кололо беспричинно. Ну то есть, что именно в кожу впивается, я знала. Оберег наш приказной. Вообще, вещица полезная и для призывов чародейских и, например, для защиты от колдовства. Помнится, на задержании одном в меня огненным шаром запулили, так отвел, только такую отметину на грудине оставил, что шрам сводить пришлось. Крестовский Ивану пользовать меня тогда не позволил (Мамаев решил, что от собственнической ревности), сам чардеил.

«А вот про Семена думать бросай, сыскарь Попович, к делу мыслями возвращайся. Тебе пропуск в жилище Бобруйского надобен. Пришло время карты на стол выложить. Григорий Ильич страж порядка, коллега твой. Признайся, за каким делом в Крыжовень явилась да содействия испроси. Поможет? Должен. Да ничего он тебе, Геля, не должен. Вы с ним по разным департаментам служите, он вполне может вообразить, что ты палки ему в колеса во внутриприказной борьбе ставить примешься. Сплошь и рядом такое происходит. А еще вот о чем подумай. Городишко-то непростой, сверху донизу продажностью повязанный. Вдруг и Волков-красавец в каком-нибудь узелке застрял? Посему открываться погоди, репортерскую легенду до конца отработай».

Решить-то я решила, но вот как беседу возобновить да в другое русло ее направить, не представляла. Помог собеседник.

— Прошу прощения, Евангелина Романовна, — сказал примирительно Волков, наливая мне кофе, — за неуместную интимность расспросов.

— Пустое, — обрадовалась я и пригубила гадкого напитка.

— В свое оправдание могу сообщить, что девушек, подобных вам, раньше мне не встречалось…

«Сливок туда побольше и сахару. И разболтать. А с чего это мистер „почти Чарльз Гордон“ паузу такую многозначительную подвесил? Реакции ждет? Ну так за мной не станет».

— Ах, Григорий Ильич… — изобразила я смущение и тоже смолкла.

— Евангелина Романовна…

— Григорий Ильич…

Оберег вибрировал, наверное, уже в грудной клетке. Что за чертобесие?

— Вы ведь на меня более не сердитесь?

— За что?

Он отвлекся, тросточка, прислоненная к вешалке, неожиданно упала и покатилась по полу, теряя набалдашник. Бритских ругательств мне раньше слышать не приходилось, я сочла момент подходящим, чтобы посетить дамскую комнату.

В коридорчике мне повстречался официант с подносом, пожаловался:

— Первый раз пристава принимаем, а я еще давеча глумился над Яшкой из соседней ресторации, когда тот про овес говорил.

Сочувствие я выразила хмыканьем. Уединившись перед умывальником, достала из-за ворота оберег. Он молчал.

«Ребята в Мокошь-граде чародеили, а буковка эхо прихватила? Возможно. Ладно, Геля, соберись. Реверансы у тебя с Волковым закончились, он откушает сейчас, подобреет, самое время сделку предлагать».

Переждав приличное время, я вернулась к столу. Григорий Ильич завтракал без особого аппетита, трость стояла у вешалки, а на блюдце у моей чашки лежал уже вовсе не эклер, а слойка, присыпанная сахарной пудрой.

— Я попросил ваше пирожное заменить, — сказал Волков, — вы ведь без крема хотели.

— Спасибо, — умилилась я и стала набалтывать себе новую порцию удобоваримого кофе.

«Сделка. Спрошу, какое дело он сейчас распутывает и дамскую помощь предложу: расспросить кого своего же полу, подсмотреть в местах, куда мужикам ход заказан».

— Я ведь об услуге просить вас хочу, Евангелина Романовна.

— Вся внимание, — протянула я как могла равнодушнее.

Волков усмехнулся.