Ковен заблудших ведьм - Анастасия Гор (2021)

Морган неуклюже пошатнулась, и Диего поймал ее, не дав разбить лоб о дверной косяк. Я же с замиранием сердца глянула на свою метку, как на часы: она оставалась неизменной. Значит, успеваю.

– Одри…

Диего поджал губы и кивнул в сторону витражных окон: розы, выложенные на них мозаикой, пошли трещинами. Через сколы и стеклянную паутину можно было разглядеть неумирающий сад моей матери. Он весь ходил ходуном, раскуроченный и наполненный хором мужских голосов.

– Присмотри за Морган, – бросила я напоследок, вылетая из дома.

Внутренний двор огораживал непроходимый лес, а в его сердцевине вздымался купол стеклянной оранжереи, коридором примыкающей к дому. Там росли фруктовые деревья, лабиринт из цветочных кустов, а по грунтовой дорожке можно было прийти туда, где двое близких мне людей бились не на жизнь, а на смерть. Один из них, правда, был близок мне только по крови.

– И это все, что ты можешь, «следующий Верховный»?

– Нет. Когда я закончу, Одри даже не узнает твой хладный труп!

Хруст веток. Прекрасный сад Виктории был изувечен мечом атташе и колдовством ее сына. Я услышала хлопанье крыльев полумертвой совы, пролетающей над головой: Баби, как третейский судья, взгромоздился на верхушку яблони. Я спряталась за ее стволом, приподнимаясь на носочках и осторожно выглядывая. От увиденного мои ногти впились в кору.

Навахон Коула танцевал в воздухе, как и Джулиан, ловко парирующий его выпады позолоченным протезом – красота и смерть в окружении неувядающих цветов. Мне уже доводилось видеть их дуэли прежде, но эта была роковой – жирная точка в конце пути, который они оба прошли, чтобы встретиться здесь, в лоне озера Шамплейн. В воздухе благоухало кровью и астрами. На лице Джулиана играла улыбка, опьяненная безумием: он жаждал этого едва ли не больше, чем нашего воссоединения.

Металлические пластины на его пальцах крутились, как шестеренки, то превращаясь в пилящие лезвия, то срастаясь в острый мизерикорд. Но Коул уворачивался и от того, и от другого: лавировал меж цветочными кустами, круша глиняные горшки и выбивая стекла оранжереи. Джулиан не мог до него добраться – ни ухищрениями, ни магией.

– У нас ведь один-один? – усмехнулся Коул сквозь одышку, даже не заботясь о том, чтобы вытереть с лица капающую кровь.

– Ты про тот раз в баре, когда мы играли в «иглоукалывание», но вмешалась Одри с Королевой Шепота? – подразнил Джулиан, и его металлические пальцы обрели форму когтей, точь-в-точь как лезвия диббука. В ответ на это Коул обхватил палисандровую рукоять двумя руками.

– Да, и про тот раз в особняке, когда я почти отсек тебе башку… Но тоже вмешалась Одри.

Джулиан щелкнул челюстью, уязвленный этим воспоминанием.

– Значит, нам обоим повезло, что ее здесь нет.

– En garde[12], урод!

Джулиан усмехнулся и немедленно занес над головой смертоносный протез. Его другая ладонь раскрылась, перебирая пальцами воздух, и порыв ветра выкорчевал яблоневое дерево, на котором сидел Баби и за которым пряталась я. Яблоня затрещала и наверняка передавила бы Коула пополам, если бы он не успел перемахнуть через Джулиана и не рассек клинком несколько падающих ветвей, норовящих пронзить его насквозь.

Словно ожидая этого, мой брат по-животному оскалился – назвать это человеческой улыбкой не поворачивался язык. Нельзя было назвать честным приемом и то, что он вытащил из-под лацкана черного пиджака. Внутри граненой склянки с узким горлышком мерцал порошок, похожий на сахарную пудру: окунешь в него палец – и он покроется ранами.

То был мэцубуси, уже однажды сломавший Коулу жизнь, а мне разбивший сердце. Толченое стекло с примесью кварца и острого перца, лишающее и зрения, и будущего.

«Справа, Коул!» – выкрикнула я в мыслях.

Джулиан уже стоял у него за спиной, слева обрушивая удар протеза, а справа – открытую склянку. Коул вскинул голову, и наши глаза встретились.