Ковен заблудших ведьм - Анастасия Гор (2021)

Коул чмокнул меня в нос и вышел, захватив с собой полотенце и чистую одежду. Я полежала еще немного на полу, остывая, после чего поднялась и побрела следом. Сначала у меня возникла идея присоединиться к Коулу и поощрить за успехи в ремесле атташе, но внимание привлек натужный скрип дверных петель. Так звучала лишь одна комната в доме, куда заходили реже всего, и я лишний раз убедилась, что знаю Рашель как облупленную.

Ее пение текло по этажу, и я невольно заслушалась. Хотя ее голос уже не был мелодичным перезвоном, искореженный смертью так же, как и ее тело, он по-прежнему ласкал слух. Неудивительно, что мама когда-то создала в его честь чары-оберег и назвала их «Песнь синицы».

– Почему ты не практикуешься здесь? – спросила Рашель, когда я, сделав над собой усилие, поднялась на чердак. Рашель расхаживала по кабинету, изучая книги в толстых кожаных переплетах. – Ты Верховная. Это место отныне твое, как и ковен.

Я запнулась в нерешительности. Войти в кабинет и сделать его своим означало полностью принять ответственность. Всю. Целиком. И пускай я давно приняла ее, но кабинет был той последней вещью, избегая которую я тешила себя иллюзией, будто являюсь обычной молодой ведьмой, еще не познавшей истинную магию.

Рашель наградила меня многозначительным взглядом, словно я сказала это вслух, и отложила книгу, давая понять, что время пришло.

Обведя пальцами дверной проем, на котором были вырезаны наши с Джулианом защитные ставы, когда мы только практиковались в рунологии, я набрала в легкие побольше воздуха и переступила порог.

– Молодец, – сказала Рашель, беря меня за руку и подводя к столу. – А теперь давай разберем вещи Виктории и посмотрим, что тебе может из этого пригодиться.

– Так ты этим здесь занималась все это время? – спросила я, следуя ее примеру и открывая шкафы. – Разгребала барахло?

– Ага. Твоя мать была исследователем, как и Исаак. Но если он изучал науку, то Виви – магию. За свою долгую жизнь она насобирала коллекцию артефактов. Не удивлюсь, если мы обнаружим здесь лампу с джинном.

– Было бы неплохо, – усмехнулась я и принялась убираться, откладывая в сторону то, что могло пригодиться нам в каком-нибудь ритуале.

Перья, окуляры, скрижали, кадильницы, ароматизированная смола…

– О чем ты говорила с папой? – спросила я, и от последнего слова Рашель поморщилась, будто съела кислый лимон. – Он был сам не свой с тех пор, как ты появилась. Видимо, вы и при жизни мамы не очень дружили…

– Я отгоняла его от Виктории, как могла, – призналась Рашель, крутя перед лицом хрустальный шар, покрывшийся матовыми пятнами от старости. – Но тогда на берегу он извинился и… заплакал. Раньше мы никогда не говорили с ним вот так, по душам. Я всегда считала Исаака слабаком, но теперь, кажется, поняла, что Виви нашла в нем. Он человек… В лучшем смысле этого слова. Мы оба были готовы пожертвовать ради счастья Виви всем, что имели. Увы, мы не выбираем, кого любить и кто сможет полюбить нас в ответ. – Рашель осеклась и поджала губы. Вероятно, эта тема была все еще слишком болезненной. – Однако что было, то прошло. Сейчас Исаак нужен тебе, и я рада, что он здесь. Лучше иметь хоть каких-то родителей рядом, чем не иметь вообще.

Спорить с этим я не могла. Отложив в сторону ежедневник матери с рецептами овощных пирогов и зелий, я едва слышно призналась:

– Ты тоже мой родитель.

Рашель оторвалась от позолоченных украшений, сложенных в деревянную шкатулку (половина из которых была проклята), и взглянула на меня. Ее кожа уже посерела местами и стала похожа на губку, пойдя пузырями и кратерами, но я прижалась к ней, едва сдерживая всхлипы.

– Ты выросла в прекрасную сильную ведьму, Одри. Вновь увидеть тебя и сказать это лично было пределом моих мечтаний, – мягко произнесла она, приподняв мое лицо за подбородок.

– Я понимаю, просто…