Переворот - Георгий Филимонов, Никита Данюк, Максим Юраков (2016)

Внутренняя политика таким причудливым образом связана с международными отношениями, что временами превращается в некий фетиш, если угодно – политический инструмент. Подобная связка работает не только в России, но и в других странах мира, где оппозиция делает ставку на использование позитивного имиджа США для достижения узкокорпоративных или мелкобуржуазных интересов, как было принято говорить на партийных митингах времен СССР. Доказательство тому – утечка в СМИ сообщений о встрече сотрудников американского посольства с представителями оппозиции в Костроме.

Об этом накануне региональных выборов сообщает сам пресс-секретарь посольства США в Москве У. Стивенс. «Мы подтверждаем, что двое американских дипломатов отправились в Кострому на этой неделе. Они просили о встречах как с государственными чиновниками, так и с представителями различных партий, участвующих в грядущих местных выборах», – говорится в официальном заявлении. Зачем идти на такие «жертвы» и уезжать более чем за 300 километров от Москвы? Ответ лежит на поверхности: своим реверансом Вашингтон придает оппозиции значимость, показывая, что «борцы с кровавым режимом» пользуются легитимностью и расположением Запада. Целевая аудитория – столичная городская молодежь, выросшая на зарубежной поп-музыке и голливудских блокбастерах.

Что происходит дальше? А дальше – самое интересное. Чем сильнее федеральные СМИ атакуют Навального и его товарищей по цеху, тем стремительнее растет его узнаваемость, формируется политический бренд. В качестве примера приведем цитату из телевизионного эфира одного из государственных каналов: «По неофициальной информации, оппозиционер отчитался перед иностранными друзьями о проделанной работе в ходе избирательной кампании». То есть созданный через третьи руки образ дает протестной толпе «на выходе» негласного предводителя, которому она симпатизирует только в силу его отчужденности, его «перманентного несогласия» с властями. Вот почему антиамериканизм играет на руку оппозиции, а не провластным группам. Таким образом, формируется икона для городского «пролетариата», который протестует не из-за того, что ущемлены его «базовые инстинкты» (если выражаться языком русско-американского социолога П. Сорокина), будь то потребность в пище, в «самовыражении», в «собственном достоинстве», а также наличие «рефлексов группового» и «индивидуального самосохранения». Однако больше всего городское население подвержено тому, что Сорокин называл «инстинктами драчливости, борьбы, конкуренции, творческой работы, разнообразия и приключений». На этих клавишах играют все революционеры современности.

Подтверждение данного тезиса мы находим и у американского революционного теоретика Дж. Голдстоуна. Предоставим ему слово. «На самом деле революции чаще происходят не в самых бедных странах, а в странах со средним уровнем доходов. Когда началась Американская революция, колонисты жили гораздо лучше, чем европейские крестьяне. В самой Европе революция 1789 г. произошла в стране, крестьяне которой жили в целом лучше, чем крестьяне в России, где революции пришлось ждать еще сто с лишним лет», – пишет Голдстоун в работе «Революции. Очень краткое введение». Едва ли возможно оспорить подобную логику, особенно когда сравниваешь уровень жизни в Москве с условиями, в которых живут наши соотечественники в провинции.

Парадокс состоит в том, что столица оппозиционна всегда, в то время как провинция готова терпеть сиюминутные лишения ради будущего. И дело здесь не в том, что им не с чем сравнивать.