Кровавые ручейки протянулись по его рукам. А сами руки почернели и опухли от ожогов. Боллвилл был голым, если не считать штанов, и Макграт увидел, что раскаленное добела железо уже использовали. Это объясняло бледность Боллвилла, капли пота, выступившие на его коже. Только невероятная живучесть позволила ему так долго оставаться в сознании после столь дьявольских ожогов на теле и руках.

На груди Боллвилла был выжжен странный символ. От его вида холодок пробежал по спине Макграта. Он узнал этот знак, и снова память, пронеся через полмира, вернула его в черные, сумрачные джунгли Африки, где у костров били барабаны и обнаженные священники отвратительных культов вычерчивали ужасные символы на трепещущей человеческой плоти.

Между очагом и умирающим человеком сидел на корточках коренастый чернокожий, одетый лишь в изорванные, грязные штаны. Он сидел спиной к окну, и казалось, внимательно изучал лицо человека, распятого на кресте.

Налитые кровью глаза Ричарда Боллвилла напоминали глаза измученного животного, но взгляд их был осознанным. Они сверкали, полные жизни. Морщась от боли, Боллвилл поднял голову и обвел взглядом комнату. Макграт инстинктивно отпрянул от окна. Он не знал, увидел его Боллвилл или нет. Но хозяин поместья, даже если и заметил его, ничем не выдал присутствие наблюдателя черномазому чудовищу, которое тщательно изучало свою жертву. Потом черный палач повернул голову к огню, протянул длинную, как у обезьяны, лапу к мерцающему железу… Глаза Боллвилла яростно сверкнули. В том, что должно было случиться, невольный свидетель происходящего ничуть не сомневался. Прыжком, словно тигр, взлетел он на подоконник и оказался в комнате. Одновременно негр вскочил, повернувшись с проворством обезьяны.

Макграт не вытаскивал пистолет. Он не хотел рисковать, так как выстрелом мог привлечь внимание других врагов. В руке черномазого оказался нож для разделки мяса, раньше висевший на ремне его изодранных, грязных штанов. Казалось, нож сам, словно живое существо, прыгнул в руку ниггера, когда тот повернулся. В руке Макграта сверкнул изогнутый афганский кинжал, не раз выручавший его во многих битвах.

Зная о преимуществе молниеносной, безжалостной атаки, Макграт не останавливался. Его ноги едва коснулись пола, перед тем как он метнулся на остолбеневшего противника. Нечленораздельный крик сорвался с толстых красных губ. Зрачки глаз ниггера дико вращались. Нож взлетел и, со свистом разрезая воздух, метнулся вперед с быстротой жалящей кобры. Макграт не ожидал от могучего потрошителя такого проворства.

Но черномазый, нанося удар, непроизвольно отступил назад, и это инстинктивное движение замедлило удар, так что Макграт, изогнувшись, смог избежать его. Длинное лезвие пронеслось под его рукой, разрезав одежду и чуть задев кожу… И одновременно афганский кинжал рассек толстое, бычье горло ниггера.

Крика не последовало, только задыхающееся бульканье. Негр упал, обливаясь кровью. Макграт отпрыгнул, словно волк, нанесший врагу смертоносную рану. Равнодушно осмотрел он творение рук своих. Черномазый был мертв. Его голова оказалась наполовину отсечена от туловища. Смертоносный удар, перерезавший горло до позвоночника, был излюбленным приемом волосатых жителей холмов, которые охотились среди скал выше Хиберского ущелья. Меньше дюжины белых людей умели наносить такой удар. Бристол Макграт был одним из них.

Макграт повернулся к Ричарду Боллвиллу. Пена капала на обожженную грудь старого недруга Бристола, и кровь струилась с его губ. Макграт испугался, что Боллвилл страдает от того же самого увечья, что лишило речи Ахмеда. Но Боллвилл молчал, потому что был не в силах говорить. Макграт перерезал его путы, перенес его на изношенный старый диван. Мускулистое тело Боллвилла дрожало под руками Макграта, словно туго натянутый стальной канат. Освободившись от кляпа, Боллвилл заговорил: