– Отчего же не купить, – кивнул я головой. – Вы, как закажете, со счётом ко мне присылайте, заплачу. И заодно на Малыша Тютю можно повесить порчу имущества, он же бомбу подложил.

– Тютя может. Помнишь, как он в третьего года у казначея торгового приказа, который чуть было не проворовался, казённых двести золотых украл. Так, когда из дома вылезал, все цветы перетоптал. На том и повязали, ботинки-то грязные. А деньги так и не нашли.

– Ну да, ещё октябрь холодный стоял, слякотный, – согласился дьяк. – И все же, примет мало, нужна конкретика, как латиняне говорят. Наверняка в окно видел кто эти русые вихры и характерный нос картошкой.

– Уверен, что видели, – согласился Есей, – свидетелей полон дом.

Местные полицейские рассмеялись. Вот ведь сыск, веников не вяжут.

Я-то точно знал, что тать – рыжий. На средней полке в углу, там, где тень падает, волос лежал, завитой такой, длинный, при свете огонька аж горел.

Глава 10

Домой я вернулся уже затемно, приказал Шушу за ужином сбегать в соседний ресторан и уселся на своё любимое место перед медленно прогорающими дровами, вытянув ноги и накрывшись пледом.

Шуш, несмотря на свои размеры, двигался быстро, так что через двадцать минут я уже выдавливал лимон на кусок запечённой с раками и спаржей осетрины. На копошащегося в кухонном уголке слугу я внимания почти не обращал, и тот, видимо подумав, что мне скучно, решил развлечь меня беседой.

– А правда, барин, что татя вы нашли?

Я махнул вилкой, пережёвывая кусок, вот ведь личность любопытная, все время что-то выспрашивает, и вообще я же этот, как его, крепостник, по сути, надо пороть его. Или ещё как-то воспитывать, чтобы под руку не лез.

– Не, не поймали, а чего ты вдруг об этом заговорил? – хорошенько отхлебнул иллирийского, что-то вроде портвейна, только покрепче. Как приехал, почти бутылку уговорил, видимо с холода, Шуш ещё неодобрительно головой кивал, глядя на то, как быстро содержимое уменьшается.

– Так вот ведь, в ресторации повар сказал, что вы с надзирателем за татем ездили, из самострела в него стреляли, он убег, а вы, барин, значит, потом его схватили силой своей колдовской. А разносчица рассказывала, что вы просто руки вытянули, а из них два орла – и набросились на поганца этого, заклевать насмерть хотели, но вы, добрый человек, отозвали их и велели только глаза выклевать. Чтобы неповадно было нечестивцу на честных людей и их имущество смотреть.

Надо же, как слухи быстро расходятся. Значит, Малыша Тютю уже «поймали».

– Брешут, – я подманил к себе Шуша и понизил голос: – Только ты никому. Это тайна.

– Могила, барин, – пообещал здоровяк.

– Татя-то мы поймали, да не того. Понимаешь, тут новые улики обнаружились, ну обстоятельства новые. Не подходит тать этот под них.

– Как же так, ведь поймали же. И что, невинный человек будет сидеть? – возмутился Шуш. И ведь, подлец такой, что такое улика, не спросил. А должен был бы.

– Ну не невинный, он и за другие свои проделки попался, а вот настоящий тать на свободе ходит. У полиции, ну у приказа розыскного, конец года, им этот тать ох как нужен, сам понимаешь, премии там, награда от начальства, то да се, а пока суть да дело, они другого, настоящего, татя отыщут. А я им помогу, правда, – я пьяно хихикнул, – они не знают пока, что не того поймали.

– Да как так, барин?

– Улика! – снова произнёс я слово явно не из лексикона слуги и поднял указательный палец правой руки, левой вытаскивая из нагрудного кармана волос и показывая Шушу. – Вот, волос татя. А по этому волосу мы найдём его, никуда, голубчик, не денется.

– Так чего вы сразу не отдали это надзирателю, – удивился слуга.