Королева мести - Джоан Швейгарт (2003)

Я проснулась в объятиях Сигурда, ощущая на щеке его дыхание, прикосновение его кожи. И тут же мне подумалось, что прошлое мешало моему нынешнему счастью. Поэтому я изменила прошлое. Сначала я убедила себя, что неправильно поняла подслушанный мною разговор между братьями. Их слова на самом деле были пустой болтовней досужих людей, которые не в силах справиться со своей судьбой. Касаясь пальцем губ улыбающегося во сне Сигурда, я думала о том, как тяжело моему брату, королю, осознавать, что его народ слишком слаб и малочислен, чтобы воспротивиться врагу. Как и наш отец, Гуннар оставался королем лишь формально. И словно чтобы доказать обратное тому, кто мог бы с этим поспорить, Гуннар с годами стал толст и гневлив. Но спорить было некому. У наших дверей не стояли посланцы других племен с дарами и предложениями о союзничестве. Даже наши собственные подданные обращались к Гуннару как с старшему сыну прежнего короля — преимущественно за тем, чтобы истолковать законы и вспомнить о прошлом. Неудивительно, что Гуннар увидел в сокровище Сигурда возможность изменить нашу горестную участь. Теперь я жалела его всем своим ожившим, трепещущим сердцем. Я убедила себя в том, что между словами и действиями лежит огромная пропасть, которую Гуннар и не намеревался преодолевать. Ибо если он действительно собирался действовать, то сделал бы это незамедлительно, как поступал всегда. Но он обратился за советом к Хёгни, от которого не мог ожидать ничего, кроме сопротивления такому замыслу. Гуннар лишь грезил о делах, но, распознав в своих мечтах злые помыслы, пожелал, чтобы его остановили. А теперь он получил меч войны. Все беды кончились.

К тому же я стала по-новому относиться к Брунгильде. Мысль, что она присоединится к нам, когда мы поедем в земли франков, я отложила на потом. Что же касается настоящего, я решила следующим образом: если Брунгильда и Сигурд хотят быть вместе — значит, так тому и быть. Опасность, что их связь раскроют, не даст им встречаться слишком часто. Брунгильда, в отличие от меня, еще не знает, что Гуннар не насытится ею за одну ночь, а пожелает ее вновь и вновь. И в те ночи, когда Гуннар станет заключать Брунгильду в страстные объятия, Сигурд будет принадлежать только мне. И если наступит день, когда Сигурд отвернется от меня — а я в это уже почти не верила, — то в утешение мне останутся воспоминания о моем невыразимом счастье.

И так я обманула себя. Мне это настолько хорошо удалось, что, лишь единожды обдумав эти проблемы, я к ним больше не возвращалась.

В дальнейшем я только укрепилась в своем решении. На следующее же утро после свадьбы, когда мы встретились в зале, чтобы разделить остатки праздничного стола, Брунгильда даже показалась мне довольной. Гуннар изменился так, как мог измениться мужчина. Он беспрерывно сонно улыбался. Подобно мальчику, смущавшемуся собственного счастья, он не смел поднять глаз. Его лицо горело румянцем. Неловкие движения, когда он резал мясо или преломлял хлеб, выдавали, что мысли Гуннара витали где-то вдалеке отсюда. Ел он торопливо, запихивая в рот гораздо больше еды, чем пристало, но делал это с такой детской улыбкой, что я не могла удержаться от смеха. Услышав мой смех, Брунгильда посмотрела на меня и тоже улыбнулась, будто бы говоря: «Да, я все же обрела счастье с твоим братом». Когда же мой брат закончил трапезу и, зевая, сказал, что должен еще немного отдохнуть, валькирия быстро доела свой завтрак и последовала за ним в спальню. Едва завеса за ними закрылась, до нас донесся счастливый смех Гуннара. Мать покраснела, а Хёгни усмехнулся.

— Никогда не женюсь. Как я погляжу, мужчина от этого дела становится глуп и ленив, — заметил он.