Королева воинов - Алан Голд

— Агриппина? Это самая растленная, самая продажная и злобная шлюха во всем Риме! Как тебе в голову могла прийти идея предложить ее императору? Ты и в самом деле спятил, Паллант.

— Закон не вечен. Император может изменить закон. И разве я более безумен, чем ты, представивший императору Постуму, Випсанию и Клавдию?

Женщин, которым я не доверил бы застилать мою постель, а не то чтобы лежать на ней!

— Они все — знатные римлянки из благородных семей. Пышные, как любит император, и каждая показала свою способность выносить детей. И все они вдовы… И ни одна не приходится императору племянницей. В самом деле, Паллант, я думаю, что ты сошел с ума. Император никогда не допустит в свою постель дочь своего брата. Это же кровосмешение!

— И чему ты так удивлен? — возразил старый грек. — Для семейки Юлиев кровосмешение — в порядке вещей.

48 год н. э. Дом Прасутага в землях иценов

Прасутаг взглянул на ее обнаженное тело и почувствовал, как в нем снова просыпается желание. Он видел ее такой уже бесчисленное множество раз со дня свадьбы и всегда восхищался. Что именно восхищало его? Совершенство ее груди, ставшей полнее, потому что она ждала ребенка? Или ее сильные стройные ноги и шея, прекрасная, как у нежной оленихи? Или ее густые волосы цвета меди, подобные порой огню? А может быть, ее глаза, живые и ясные, словно заря, и зеленые, точно луга, покрытые молодой травой?

Она была сама Красота. Молодая, желающая и даже умеющая угодить мужчине, который вновь проснулся в нем с момента, как они соединились той первой бесподобной ночью, и — неужели этому однажды придет конец?..

По традиции, после свадебного пира невесту и жениха всегда сопровождали в спальню родители и друзья. На ложе их осыпали лепестками цветов, обрызгивали медовой и розовой водой, а затем оставляли одних, дабы они могли завершить свою свадьбу.

Но не так было на бракосочетании Прасутага и Боудики. Никогда на его памяти, да и вообще у народа иценов, не случалось такого. Всю ночь и следующее утро шли люди, которые прослышали о свадьбе. Шли те, кто хотел пожелать счастья, и те, кто хотел отметиться перед новыми королем и королевой, приходили римляне, жившие неподалеку и теперь возмечтавшие стать у них советниками, крестьяне, которые хотели получить землю, и женщины, добивавшиеся развода со своими мужьями… Это была нескончаемая вереница просящих и поздравляющих.

Все это не закончилось и к следующей ночи. Не имевший ни минуты покоя и сна, измотанный Прасутаг внезапно вспомнил, что теперь он — король и может делать что угодно. Он приказал закрыть двери, освободить дом от гостей и отослать родственников, чтобы он мог остаться наконец наедине со своей женой. Когда дом опустел, Боудика заметила, что приемный сын Прасутага все еще сидит в гостевой комнате.

— Кассий, — мягко произнесла она, — твой отец приказал, чтобы все ушли. Почему бы тебе не провести вечер и утро с друзьями и затем вернуться пообедать к нам?

— Это мой дом! — неожиданно огрызнулся Кассий. У него был тонкий резкий голос — бедняга, несмотря на большой рост, совсем не выглядел взрослым, но казался нескладным и неуклюжим.

— Да, это твой дом, но это и дом твоего отца, а он приказал всем уйти.

— Тогда должна уйти и ты, — сказал он, уставившись в землю.

— Я — его жена, — мягко напомнила Боудика.

— А я — его сын. Мне пятнадцать лет. Никто не выгонит меня из моего дома.

Она могла бы позвать Прасутага и предоставить ему разобраться с сыном, но, похоже, ей предстояло проявить характер самой.

— Кассий, — начала она, — когда ты говоришь со мной, то говори так же, как со своим отцом. Я — его жена и так же распоряжаюсь в доме, как и он. Он велел, чтобы все ушли. Я говорю тебе то же самое…