Реинкарнатор - Юлия Рыженкова (2020)

– Так прошло почти два года. Два адских года. Несмотря на разные приспособления для простираний, колени и ладони у меня постоянно кровили, я постоянно хотел есть и выглядел как скелет, уже ничего не соображал, лишь одно понимал: все это меня убивает. Тогда я попробовал сбежать. Отец меня нашел, вернул и посадил на цепь. На длинную цепь. Чтобы не мешала простираниям. А мать решила, что стоит испробовать последнее средство: сорокадневную голодовку. Ну ты помнишь, что просветления Сиддхартха Гаутама достиг под деревом Бодхи после сорокадевятидневной медитации?

– А ничего, что чуть ранее он пришел к выводу, что жесткая аскеза не способствует духовному развитию? – поразился Костя.

– Ничего, – хмыкнул Данзар. – Такие мелочи не отбили моим родителям желание причинить мне добро.

В общем, сознание я потерял где-то на двадцатый день. Мать перепугалась и все-таки вызвала «скорую» помощь. В больнице медсестра догадалась спросить, что со мной произошло, и я как честный мальчик все ей рассказал. В общем, дальше уже другая история. Мать с отцом лишили родительских прав, меня отправили в детский дом для беспамятных. Через полгода родители развелись и, насколько мне известно, больше практически не общались.

– Детский дом для беспамятных? Есть и такие?!

Чай в сливнике остыл, но ни Костя, ни Данзар о нем так и не вспомнили.

– Лучше тебе о нем не знать. Это оказалось еще более кошмарным местом. Так что, когда мать через год добилась восстановления своих прав и предложила вернуться, я согласился не раздумывая. Благо до совершеннолетия мне оставался всего год.

– Ёккарганай, что же там творилось, в этом детском доме?..

– Эксперименты. Там опытным путем изучали, как работает наш мозг. Например, каждый день нас водили в хосписы, а по возвращении все воспитанники заполняли анкеты: за сколько времени почуяли смерть, на каком расстоянии, личные ощущения и тому подобное. Сравнивали, кто раньше, кто больше, «передовиков» хвалили и кормили дополнительным ужином. Умирающих через нас проходило не один-два человека, а десятки в день.

У Кости слова застряли в горле. Он, взрослый мужик, с трудом переносит десять смертей в сутки, и это одна смена, после которой один-два дня перерыв, когда накрывает отходняк и хочется удавиться. О том, какая это нагрузка на детскую психику, он даже не мог себе представить.

– Я сейчас через Орден пытаюсь потихоньку поднимать эту тему, вывожу ее на широкое обсуждение, ведь мало кто знает, что в этих детдомах происходит, но все очень сложно. Полностью закрытые учреждения, даже в тюрьму проще пробиться. Впрочем, мы уже ушли в сторону. Я все это тебе рассказал не для того, чтобы поплакаться, какая тяжелая у меня была юность, а чтобы ты понял, как косячат нормальные люди, те, кто помнит.

– Ты так и остался жить с матерью?

– Нет, в день, когда исполнилось восемнадцать, сбежал. Без вещей и почти без денег. Колесил по стране, подрабатывал где мог – на нормальную работу меня никто не брал, я ведь даже девять классов не окончил. В знак протеста начал есть мясо, рыбу, всякую ерунду типа шоколадок, печенек и прочего – в общем, перешел с саттвической пищи на самую грубую и примитивную. Начал пить алкоголь, курить, но сигареты быстро бросил, а вот мясо полюбил и до сих пор огребаю за это презрительные взгляды и насмешки. Ну ты знаешь, сам не веган. – Данзар хлебнул чаю, но тот, остывший, потерял почти весь свой вкус.

Костя кивнул. О, эти взгляды на тебя как на убийцу за то, что на твоей тарелке лежит свиная отбивная! Было дело, из-за мяса у него сорвалось свидание. Как звали ту рыженькую? Настя? Надя? Он пригласил ее в кафе, но сдуру попросил официанта принести стейк. Настино выражение лица он еще долго помнил: смесь ужаса и презрения. Рыженькая, надув губы и хлопая ресницами, молча поднялась и ушла. Впрочем, на фоне дальнейшего отношения к реинкарнаторам насмешки по поводу мяса стали казаться Косте полной чепухой и уже давно не трогали.