World of Warcraft. Темный прилив - Аарон Розенберг (2007)

Конечно, в детстве Туралион был дерзким мальчишкой и часто выдумывал игры, в которые потом играл со своими друзьями. А еще он командовал их потешными армиями, когда они играли в войну. Но когда юноша стал жрецом, все изменилось. Он начал исполнять приказы старших жрецов, а когда те привели его к Фаолу, то следовал указаниям архиепископа. Когда Туралион вступил в ряды первых паладинов и стал тренироваться с ними, он, как и все остальные, оказался под руководством Утера. Утер был волевым человеком и не терпел пререканий. А еще он был старше остальных и ближе всех к архиепископу.

Туралион очень удивился, когда Лотар не выбрал Утера своим заместителем. Возможно, главнокомандующий решил, что вера старшего паладина не даст ему легко сойтись с менее религиозными солдатами. Туралион был поражен, что его удостоили такой чести и дали такую должность. Он никак не мог понять, чем заслужил это. И заслужил ли.

Лотар, видимо, считал его достойным. А у Защитника Штормграда точно хватало опыта и мудрости, чтобы разобраться в человеке. Он был необыкновенным воином и отличным командиром, тем, за кем люди шли без сомнений. Такой человек заслуживал уважения и беспрекословного подчинения со стороны всех, кто его встречал. Воины Альянса уже прозвали его «Львом Азерота» из-за того, что во время схватки в Хилсбраде его щит сиял среди рядов орков. Туралион думал, заслужит ли он когда-нибудь хотя бы толику такого уважения.

А еще юноша размышлял, станет ли он когда-нибудь таким же благочестивым, как Утер. И таким же верующим, ведь вера даровала паладину его силы.

Конечно же Туралион верил в Свет, причем с самого детства. Будучи жрецом, он стал ближе к этому великолепному явлению. Но сам юный паладин никогда не чувствовал его, по крайней мере полностью. Туралион лишь ощущал слабое тепло его внимания и исходящую от него силу, когда Свет проливался на других. А после битвы с Ордой, сразившись с орками, он почувствовал, что его вера совсем ослабела.

Ведь Свет жил в каждом живом существе, в каждом сердце и в каждой душе. Он находился повсюду, эта энергия связывала между собой всех разумных существ. Но Орда оказалась ужасной, чудовищной. Орки творили ужасные вещи, на которые бы не решилось ни одно разумное существо, – ужасные, жестокие и извращенные. Воистину, уже ничто не могло искупить их грехи. И разве могли эти твари являться частью Света? Разве могло это яркое пламя гореть внутри столь беспросветной тьмы? И если Свет действительно жил в них, то, значит, он не был таким уж всесильным, раз его чистоту и любовь оказалось возможно подавить? А если в них ничего не было, если Орда не являлась частью Света, то он оказывался не таким уж и вездесущим, как учили Туралиона. И что же тогда это говорило о его присутствии, силе и об отношениях между всеми живыми существами?

Туралион этого не знал. И в этом заключалась проблема. Его вера сильно пошатнулась. После первого столкновения с Ордой он пытался молиться, но с его губ слетали лишь пустые слова. Юноша говорил не от сердца. И из-за этого слова ничего не значили и оставались неуслышанными. Туралион знал, что другие паладины могли благословлять солдат, чувствовать зло, даже исцелять страшные раны одним лишь прикосновением. Но он этого не мог. Он не знал, обладал ли когда-нибудь такими способностями, но сейчас у него точно ничего подобного не получалось. И юноша сомневался, что когда-нибудь получится.

– Ты снова притих. – Кадгар наклонился в его сторону, протянул руку и слегка встряхнул паладина. – Не уходи в себя слишком глубоко, а то вывалишься из седла. – Маг говорил дружеским, но слегка озабоченным тоном. Туралион постарался улыбнуться в ответ на несмешную шутку.

– Я в порядке, – заверил он молодого седовласого мага. – Просто думаю, что делать дальше.