Цена свободы - Сергей Семёнов (2021)

– Ну, начали, – не выдержал Эстет. – Чего вас понесло-то? Зато у тебя теперь стимул есть – чини скорее свою железяку. Долетим до Мишкиной деревни – обожрешься этой картошкой. Давиться ею будешь.

– Э-э-эх, – потянулся Евгений. – Только это и ободряет. Мужики, если бы не вы – я бы тут кони с тоски двинул. Сначала бы с катушек съехал, а потом скопытился в темном углу. Или как Санька – удавился бы с тоски. Экскурсии бы сюда стали водить, когда земля восстановится. И рассказывали бы деткам: вот, мол, последний приют Жени Морозова. Крайний хранитель Бадар. Помер героической смертью – от тоски.

– Ладно хоть, не макарониной подавился, – загоготал Михей. – Страшная смерть.

Несмотря на то что Мороз, по его словам, уже почти сходил с ума в одиночестве, он исправно следил за календарем, каждый день вычеркивая ровным крестиком минувший день. Парень сделал его сам – из куска белого ватмана, вручную разлиновал и красивым почерком вписал числа. Но на этом аккуратность хозяина Бадар заканчивалась. Видимо, жизнь в одиночестве сделала свое дело – Женька развел в жилом корпусе такой беспорядок, что даже Михею стало не по себе. Но его можно было понять. Мишка и представить не мог, как бы он смог жить, окажись в ситуации Мороза. А тот вытянул – не сошел с ума и не озверел. К тому же после прибытия в Бадары троицы друзей он сбрил бороду и помолодел сразу чуть ли не вдвое. Оказывается, ему было тридцать семь лет. Но преобразился Евгений не только внешне – в него будто вдохнули новую жизнь. Удивительно, что делает с людьми надежда.

* * *

Близился конец августа. Все чаще в долину залетали северные ветра, и моросил холодный дождик. Но через день-другой погода снова выправлялась, и Михея тянуло наверх, к солнцу. Леха поправился, лицо его просветлело. Его пессимизм сменился уверенностью, что скоро они выберутся отсюда. Мороз подолгу ковырялся с самолетом. Словно обретя второе дыхание, работал с рвением, даже с остервенением. Вот с техникой Женька вел себя так, будто обхаживал красивую девочку – настолько был аккуратен и щепетилен, что хотелось простить ему остальной бардак. Михей часто помогал Евгению с ремонтом, при этом то и дело рассказывая о доме.

– Эх, как поселишься у нас… – мечтал он. – Эх, заживем! Бабу себе найдешь, детей наделаешь. Жить по-людски будешь.

– Да я за любой кипиш! – отвечал Мороз. – Сейчас-то чего выбирать? Что жизнь пошлет – тому и рад буду, где осяду – там и родина. Спасибо тебе, Мишань.

– Да не за что пока. Ты не беги вперед батьки в пекло. Давай сначала ласточку твою починим.

И жизнь текла своим чередом. Евгений возился с самолетом, обещая вот-вот закончить. Мишка с Эстетом набирались сил, много гуляли и частенько помогали Женьке. И только Тайка в последние дни ходила хмурой и нелюдимой. Избегала остальных, и даже когда друзья собирались за трапезой, говорила мало. Мишке казалось, что девушка похудела и стала хуже выглядеть – заострились скулы, залегли мешки под глазами, на тонких пальцах отчетливее стали проступать вены. На вопросы она отвечала уклончиво либо просто отшучивалась. И, побыв немного с друзьями, снова уходила к себе, словно непонятный недуг подтачивал ее силы. Закрывалась в своей комнатке и могла не выходить оттуда по полдня. Как-то раз, придя позвать ее на ужин, парень услышал, как она плачет за дверью. Леха тоже замечал все, что творилось с девушкой, и однажды вечером сказал товарищу.

– Она прямо тает на глазах. Мишань, ты же побольше про нее знаешь. Ничего не говорит тебе?

– В последнее время – ничего, – развел руками тот. – Я как-то пытался ее разговорить. Не получилось.

* * *

– Странно все это. Она точно больна чем-то, – уверенно сказал Эстет. – И ей все хуже и хуже.

– Больна, – согласился Михей. – И не говорит ничего, и мы помочь никак не можем. Врачей у нас нет, лекарств – тоже.

– Что верно – то верно, – соглашался Леха. – Всегда такая была. Никогда ничего не скажет. Вроде рядом, а как чужая.