Он осмотрел бетонный забор с колючкой, часовых на вышках. Только рыпнись – вмиг пристрелят. Да и как бежать? Увезли их на край света, черт знает куда. Если даже и вырвешься за ограду – что потом? Нахлынула тоска, а вместе с ней – и злоба.

Вскоре их колонну раздробили на несколько групп, и лесорубов с каменщиками погнали в дальний угол зоны. Новый дом Михей углядел издалека – большой бревенчатый барак с покатой крышей, без единого окна. У крыльца сидела тройка зэков, наблюдая за ними.

– Эй, бригадир, – крикнул вертухай. – Принимай пополнение. Чтоб завтра в строю были и тупых вопросов не задавали. Усек?

Один из мужчин – плечистый амбал – хмуро кивнул в ответ, изучая новобранцев. Мишка стойко выдержал каменный взгляд. Бригадир был бы, наверное, вдвое здоровее, если бы в тюрьме кормили получше. Квадратное лицо, поросшее жесткой щетиной, выпирающие скулы, дуги кустистых бровей. Рот перекошен на одну сторону, точно свезли его метким ударом. Глаза смотрят недобро, будто просвечивают насквозь. Неприятное лицо, отталкивающее.

– Так, зелень, – прогремел басовитый голос. – Теперь я у вас вместо мамки. Звать меня Вячеславом, будете в моей бригаде в лесу работать. Завтра на месте обучитесь. Говорю сразу – бежать бесполезно, охрана махом пристрелит. Кто драпать пробовал – за оградой в яме гниют. Тут все просто – кто хорошо работает, тот жрет. Халтурщики в лесу дохнут через месяц. Кто не верил – уже скопытился. Глупых вопросов не задавать. Усекли?

Новобранцы молча кивнули. Михей глянул на кулачищи новоявленной «мамки» – огроменные, точно кувалды. Такой одним ударом быка свалит.

– Молодняк, за мной, в казарму, – махнул рукой Вячеслав. – Теперь тут будете жить, пока не сдохнете. Одежда у вас сносная, на первое время сойдет.

Друзья шагнули вслед за бригадиром в сумрачное нутро барака. Дохнуло в лицо затхлостью и кислятиной. Мишка точно забрался в утробу гниющего заживо монстра и теперь разглядывал его изнутри. Длинная кишка коридора со столбами-стойками, подпирающими потолочные балки. Бревенчатые стены, проконопаченные волглым мхом. В углах – космы паутины, темные пятна от сырости. С потолка глядят щелями подгнившие доски, вымоченные дождями и подточенные короедом. Две больших печи по концам барака, за тонкой заслонкой ворочается пламя, потрескивают полешки. Вдоль стен тесными рядами – двухъярусные нары. Тут и там на них вповалку – люди: вымотанные непосильной работой, выжатые, без капли радости в глазах.

– Да-а-а-а-а, – только и смог выдавить парень. Ромка тяжело выдохнул, потупил взгляд. Говорить не хотелось.

Над печкой на веревке сушились рваные портянки и ватники. Рядом на лавке пристроился горбатый дед с плешью в полголовы. Лицо изрыто морщинами, один глаз словно выцарапан. Завидев новобранцев, одноглазый грустно улыбнулся.

– Молодежь пожаловала! – поцедил он. Люди на нарах завозились – узники разлепляли веки, чтобы посмотреть на «пополнение».

– Ну, вот и дома, – буркнул бригадир и ткнул пальцем в угол. – Обустраивайтесь. Это Рафик, наш дневальный.

Старик сдержанно кивнул и взгромоздил на печку котелок с водой. Где-то еще лились неспешные разговоры, но многие лежали, уткнувшись в стену, укутанные обрывками тряпья. Вспыхнувший интерес к новеньким быстро угас. Михей тяжело опустился на дощатые нары, Ромка присел рядом. Пришлось пригнуть голову, чтобы не стукнуться о доски верхнего настила. С одной стороны, закутанный вытертой фуфайкой, дремал неопознанный сосед. Рядом Мишка увидел парня, что ловко колдовал над кусочком пемзы, орудуя маленьким камешком. Глянул – что-то вроде цветка получается. Или показалось?

– Это чтобы не свихнуться? – криво улыбнулся он, глядя на творение соседа. Парень поднял взгляд.

– Типа того, – слабо усмехнулся он. – Красота спасет мир.

– Но сбежать отсюда она тебе не поможет, – съязвил Михей.

– Это точно, – согласился парень. – Но хотя бы не озверею.