Астровитянка (сборник) - Николай Горькавый

Лвин вздохнул и запахнул на груди плащ. В молодости он не замечал, что под университетским куполом прохладно, а сейчас со сквозняками у него началась нешуточная война.

Пройдя квартал профессорских домов, Лвин свернул на Шайн-стрит. Он не любил эту улицу. Ему не нравились ни шеренга небогатых пластиковых домов, ни подростки, которые постоянно «тусовались» – профессора передёргивало от этого мерзкого словечка – на скамейках в крошечном скверике с десятком деревьев и газоном, обычно вытоптанным до голой убитой земли. Вот и сейчас в сквере сидело с полдюжины девиц и парней – гогочущих, с раскрашенными причудливыми волосами, с бутылками чего-то законного или незаконного в руках. У всех сигареты с разноцветными дымами, модные животы в тату-голограммах. «И не холодно же шалопаям!» – сердито подумал профессор. Он, не поворачивая головы, миновал молодёжную компанию. Оттуда не донеслось ничего, кроме хохота. Иногда свистят. Как-то крикнули вслед: «Старик, тебе надо выпить, тогда согреешься!»

Работаешь, работаешь, как вол, и вдруг одним прекрасным хмурым утром осознаешь, что жизнь прошла, а Эйнштейн из тебя не получился. Жена тебя бросила, дети к тебе равнодушны… А самое главное – твоя работа никому не нужна. Только для тебя и ещё для нескольких старых придурков научная работа – это поиск истины. Для всех остальных – лишь поиск денег. Как только челюсти зацепили финансовый сосок, поиск заканчивается – истина никого всерьёз не интересует, требуется лишь оплаченное движение к ней, желательно – медленное и сытое. Вот если к живительному источнику приблизится конкурент, тогда необходимы резкие движения локтями – под рёбра его, под рёбра! не подпускать к кормушке!

Демон Максвелла! Когда-то и Лвина финансировали по полной программе, но сенсационные результаты задерживались, а главное – дружить профессор не очень умел, – вот денежный поток и обмелел… Лвин стал исхитряться: проектировал всё более простые приборы и планировал лишь быстрые эксперименты, но ручеёк денег иссякал стремительнее, чем дешевело его оборудование. И вот – уже который год его установка ржавеет, а молодёжь вся разбежалась к более перспективным и молодым профессорам. Он остался один, без денег и помощников.

«Да всё равно – эти студенты поголовно глупы и ленивы! А все коллеги – сволочи! Хотел дать на вечер одному деятелю прочитать корректуру своей новой работы… – Профессор свирепо выпятил губу. – Изумительно красивая вещь! А этот болван и говорит: „Не могу, занят, мы с друзьями вечером пульку решили расписать…“ Что за пулька такая дурацкая?! Хотел бы я знать! Нет, не хочу я этого знать!»

Только и осталось, что копить желчь и выливать её на головы во всём повинных студиозусов, а между лекциями – на ещё более виноватых коллег по департаменту. Правда, признался себе профессор, это никак не приближает окончание работы над установкой, скорее – отдаляет…

Ну, хоть какая-то компенсация и психологическая разрядка у него должны быть?!

Профессор в преотвратном настроении зашёл в свою лабораторию и посмотрел на настенные часы – ровно девять. Когда ты научишься опаздывать, старый мешок с костями? Повесил плащ на крючок, ворча что-то себе под нос, – и тут обнаружил на стуле возле секретарского стола (самой секретарши в помине давно не было: и денег нет, да и что там секретарить-то?) какую-то девицу.

– Сегодня никаких зачётов! – рявкнул он.

Посетительница недоуменно распахнула глаза. Профессор присмотрелся – и понял, что это не студентка университета, а школьница. Совсем плохо стал видеть, заходя с уличного света в лабораторный полумрак. Лвин устыдился своей резкости.

– Что привело вас ко мне, милое дитя? – мягко спросил он, пытаясь исправить свою агрессивность. – Я не покупаю печенье у скаутов и в школах лекций не читаю – не умею упрощать сложные вещи…

Профессор внезапно снова рассвирепел и крикнул самому себе:

– Это вечная моя проблема! Не умею подать к столу! Не повар! Да-с!