Смерть императора - Александр Старшинов (2014)

– Фламма в последний момент передумал. Тяжко для него путешествие… Ноги не держат – и боли мучают. Я уговаривал его поехать на горячие источники в Дакии, он поначалу согласился. А потом отказался. А Кука – он вон там, внутри второй повозки, – дрыхнет. Гай, ну-ка разбуди его! – приказал он сыну.

Молодой человек с хитрой усмешкой дернул кожаный полог.

– А чтоб вас всех болезни иссушили… – раздалось изнутри медвежье ворчание. И наружу вылез кругленький толстый человечек, щурясь, огляделся. Увидел пред собой широкую улицу, дом с портиком, одобрительно выпятил губу…

– А у вас тут ничего… миленько, не Рим, конечно…

– А он все так же старый холостяк и любитель кроватей замужних женщин? – спросил Тиресий у Приска.

– Одинокий брюзга, который проживает ныне у меня в доме. Потому как своим так и не обзавелся. Но к красоткам иногда заглядывает…

– У меня сегодня вечером для него сюрприз…

– Какая-нибудь юная гречанка?

– Не совсем…

– Ладно, пошли к Оклацию, – предложил Приск. – А город подробно будем осматривать завтра.

Внутри дом Оклация оказался очень даже ничего – с просторным атрием, украшенным великолепной мозаикой.

Сам хозяин стоял посреди между двумя мраморными статуями – ярко раскрашенными. Две бронзовые стойки были увешаны бронзовыми светильниками, но в теплый летний вечер дым утекал к прорези в потолке над имплювием. Рядом с Оклацием стояла миленькая, совсем юная женщина – лет двадцати, не более. В ушах ее покачивались золотые сережки с гранатами, роскошное золотое ожерелье украшало тонкую шейку. Чуть в стороне – женщина лет тридцати семи – все еще очень красивая – в длинной столе из роскошного оранжевого щелка. Шею ее украшало золотое ожерелье с жемчугом.

– Это Аррия? – Приск указал глазами на женщину в оранжевом.

Тиресий кивнул.

– Моя супруга Элия, – представил Оклаций женщину.

– И моя дочь… – с гордостью добавил Тиресий и весь расцвел в улыбке. – Она подарила мужу двух замечательных сыновей.

– А я ведь даже не знал, что твое родовое имя Элий, – заметил Приск.

«Уж не родственник ли он Адриану…» – мелькнула мысль. Но вслух Приск ни о чем не стал спрашивать – теперь это не имело никакого значения.

После объятий и бесконечных возгласов – ух ты… будь здрав, ну ты и красавец! – Оклаций указал на мозаичный пол в центре атрия.

– Узнаешь? – обратился он к Приску.

– Еще бы! Я же выполнил для тебя четыре мозаики десять лет назад. Иногда кажется, что они – лучшие…

– Э, Гай, мне ты написал то же самое, – напомнил Тиресий. – Когда прислал мне мозаику для моего большого покоя.

– О да. Там тоже была замечательная картина.

– Но лучше мозаики в моем большом триклинии нет! – возразил Оклаций.

Большой триклиний в самом деле оказался большим триклинием – рассчитанным на несколько столов. Там вечером намечалось настоящее пиршество – судя по тому, как суетились слуги, и по запахам, что плыли с кухни.

Но прежде гости посетили бани – экая роскошь иметь бани в городе на самом краю земли, подумал Приск. Были они, правда, маленькие, но жаркие и светлые – Эск славился стеклянными мастерскими, и Оклаций позволил себе роскошь застеклить окна наверху.

Когда уже все помытые с дороги и переодевшиеся в чистые туники, с венками на головах расположились в триклинии, и рабы стали вносить и расставлять на столах яства, Кука спросил, указывая на одного из гостей, смуглого молодого человека лет тридцати, широкоплечего, с густой шапкой темных вьющихся волос:

– Что это за парень? Что-то мне его мордочка знакома, но, если судить по возрасту, я с ним вряд ли встречался…

– Это – Луций Фрей Фауст Кандид, внук ликсы Кандида… – сообщил Тиресий Приску. – Декурион и самый богатый человек в Эске.

– Внук ликсы… И значит, сын…

– Ну да. Именно… Жена Луция на сносях, вот-вот родит, посему сегодня осталась дома.