Альтернативная реальность - Александр Архиповец

Феофан недоверчиво сверлил меня взглядом…

От того, какое решение он сейчас примет зависело многое…

— Подойди-ка поближе. Ну же! Оглох, что ли?

Но его требование я выполнять не спешил, пока не ощутил толчок Овсия в спину.

Удовлетворив свое любопытство, Феофан вполголоса, словно для себя, подвел итог:

— Оный отрок – не "дурнык"… В душе его непонятная мне тоска, тревога… хворь… Минется ли? Один Господь знает… Куда повернет: к добру или злу? Ко свету или ко тьме? Андрий, ты крещеный?

Крещеный ли я? Да, конечно же, нет!

В конце двадцать первого века, в западно-европейской части Конфедерации этому мало кто придавал значение. Да и не до того было матушке… Ее религия особо не волновала, в отличие от результатов очередного судебного иска… Кстати, я очень похож на отца – может, потому у меня с ней сложились столь прохладные отношения…

— Крещеный али нет? Да очнись же, говорю! Сие наложит печать…

Не глядя в лицо Феофану, словно признаваясь в чем-то постыдном, я отрицательно покачал головой.

— Окрестить тебя? Веру нашу приемлешь?

Теперь я согласно кивнул.

— Пути Господни неисповедимы… Во имя Отца, Сына и Святого Духа…

Церемония крещения растянулась на добрых полчаса. Я слушал Феофана – понимал и не очень, сосредотачивался и отвлекался, иногда в такт кивал, время от времени шморгал носом и поглядывал по сторонам. Словом, старался больше не прокалываться, вести себя как подобает "дурныку".

Похоже, дело шло к концу:

— Многие лета, многие лета… — протяжно пел поп, которому, похоже, я тоже порядком надоел.

Нарек он меня Андрием Найдой и повесил на шею медный крестик. Дал поцеловать большой серебряный крест.

— Ступай с Богом… А ты, Овсий, пригляди. Чует мое сердце, обузой тебе долго не будет…

Прежде чем мы отправились в "родные" Горбы, дед заглянул на кузню и в шинок.

Обратная дорога показалась длиннее. Может, потому, что вовсю палило солнце, а может, что шли медленно, вместе с односельчанами.

На меня по-прежнему внимания не обращали. Да и я особо к разговорам не прислушивался. Брел в самом конце процессии рядом с раскрасневшимся и тяжело дышащим после шинка Овсием, как раз за отставшими Наталкой и Петром.

— …говорю, Стоцкий на тебя глаз положил! — повысил юноша голос.

— Остынь, Петре. Ему каждая третья припадает к сердцу! — отмахнулась девушка.

— К сердцу, не к сердцу, а ус ловко крутил…

— Лучше б помолчал!.. Сам-то, сам… как глазел на Улиту… Чуть шею не свернул… Разве что слюни не пускал… Как тот дурнык.

— Побойся Бога, Наталочко! Ты одна, звездочка, в сердце моем. А Улита, сама знаешь… Ведьма она. Ведьма! И краса ее колдовская… от черта.

— Тогда почему заглядываешься? Разве забыл, сколько душ загубила? В прошлом году Грыцько утопился… А до того… и вспоминать страшно… Так что смотри мне, пожалеешь…

— Ей-Богу, Наталочко, не смотрел и смотреть не буду. А осенью пришлю сватов. Отец твой отдаст за меня?

Наталя залилась краской. Немного помолчала. Потом, раздраженно фыркнула:

— Отца боишься… А я? Обо мне забыл? Смотри, как бы я сама тебе гарбуза не подсунула…

Петро обиженно нахохлился. Наталка же, недовольно передернув плечами, пошла быстрее, догоняя оживленно беседовавшего с односельчанами отца.

Юноша, не желая размолвки, крикнул вслед:

— Сонечко, выходи вечером на вулыцю! Придешь?..

Девушка сделала вид, что не услышала.

Значит, в селе есть ведьма – и зовут ее Улита. Интересно взглянуть. Схожу-ка и я на эту "вулыцю".

Планы мои едва не нарушила нежданно-негаданно налетевшая вечерняя тучка. Немного погремела, просверкала молниями, брызнула слезой теплого дождя. Но гнавший ее ветерок быстро очистил небосклон. Будто и не было вовсе.