Альтернативная реальность - Александр Архиповец

Запыхавшийся слуга передал приказ Кочубея немедленно явиться к нему.

Сегодня гордость Степана, белые мраморные ступени, потеряли свой лоск, пестрели множеством грязных отпечатков. Добавились еще и мои.

Ступая вслед за дворецким, удивленно поглядывал по сторонам. Казалось, что перешагнул не порог, а столетие. Светлые комнаты с высокими потолками, ковры, деревянная, украшенная резьбой мебель. Мягкие, обтянутые бархатом кресла и диванчики, серебро подсвечников, бронза и фарфор статуэток, хрусталь графинов и бокалов. На стенах – дорогое оружие, гобелены, картины.

Как отличался дворец генерального судьи от убогой хибары Овсия! Бездонная, непреодолимая пропасть!

В кабинет Василия Леонтьевича Степан сунуться не посмел. Видать, хозяин не в духе. Кочубей, одетый в бархатный с золотым шитьем халат сидел за столом из красного дерева, на котором в живописном беспорядке разбросаны бумаги. Задумчиво крутил в руке гусиное перо.

Немолодой, нездоровый, грузный человек. Хотя, возможно, его внешность обманчива. Глаза живые, движения энергичны. Гладко выбрит. Усы и волосы, обильно посеребренные сединой, аккуратно причесаны.

За спиной Кочубея, буравя меня взглядом, замерла, словно готовая к прыжку пантера, его жена Любка. Внешне она, несомненно, походила на младшую сестру Параску. Вот только черты лица резче, жестче. Уж ее бы я ни за что не рискнул назвать тетушкой.

— Как спалось тебе у нас, голубе? Мухи не кусали? Накормить случайно не забыли?

Начало не особо ласковое. Я пока не мог понять, откуда ветер дует.

— Благодарю пане Васылю. Все хорошо…

— Смотри, хорошо смотри, Любка! — Кочубей испытующе глянул на жену. — Иван пишет, что вы с Параской его знаете… Чей-то он там крестник… что ли…

— Хоть убей, Васылю, не припомню…

"А придется! — подумал я, начиная внушение. — Ну, давай же, "вспоминай", упрямая баба, "родственничка". Крестную Степаниду помнишь? Нет? Да! Да! Так вот – я ее внучек. И сомневаться не смей! Не смей? говорю!"

— Подожди! Кажется он… Точно, он! Степаниды, крестной, внук. Смотри, какой вырос… изменился, враз не признаешь.

— Не ошибаешься? Уверена? Это крайне важно…

— Да он это! Он… Пойду я… Не могу больше. Что-то голова разболелась… Звенит, словно тот медный казан, времени-то, сколько прошло… Разве всех упомнишь…

Массируя рукой затылок, Любка вышла из комнаты, оставив нас с Кочубеем наедине.

Похоже, Василий Леонтьевич немного успокоился.

Но уже следующий вопрос показал, насколько глубоко я ошибался, и сразу поставил меня в тупик:

— На Сечи значит был? Хорошо… Так под чьим началом?

Как не хотелось, но пришлось пошарить в мозгах и генерального судьи. Убедить в несуществующем. Теперь уже он держался за голову.

— Знаю! Славный был атаман! Рано голову сложил… Хорошо. Добро… Скажи-ка мне, Андрию, как на духу, случайно не ты побил ватагу Крывого Пивня?..

Я постарался изобразить недоумение.

— … в Будыщанских ярах…

Его глаза вновь подозрительно сощурены. Молчание затянулось. Я чувствовал, что лгать не стоит, да и с телепатией боялся переборщить.

— Я, пане Васылю.

— С теми двумя сопливыми хлопцами?

Я молча кивнул.

— Значит четверых вместе с Пивнем насмерть, а пятому по локоть руку?

— И откуда только вы все знаете? Неужели мои слуги проболтались?

— Чин у меня такой… Должен все знать, — потеребив правый ус, Кочубей все же раскрыл источник информации. — Нет, не они! Тот, что без руки умирал в Будыщах. Попу перед смертью покаялся… Вот только не верю я! Не верю, и все тут! Чтобы ты один против всех… Да еще и Пивня… Хоть и кривой был, но рубака еще тот… В жизни не поверю!

Задумавшись, Кочубей прикрыл глаза и стал покусывать кончик пера. Потом, приняв решение, резко бросил его на стол.