Роды без страха - Дик-Рид Грентли (2005)

Моя практика на Харлей-Стрит прекратилась. О машине пришлось забыть из-за отсутствия бензина, хотя в моем распоряжении их было даже две. Во время рождественских праздников того года как-то странно перемешались война и мир. Как-то раз после отбоя воздушной тревоги я сидел в своем кабинете. Внезапно мое внимание привлекло необычное гудение самолета, летящего очень низко и прямо по направлению к дому. Я прислушался, и тут же раздался пронзительный свист огромной бомбы, падающей прямо за моим окном.

Мгновение спустя я обнаружил себя, лежащим в нескольких ярдах от дома на краю глубокой воронки. Соседний дом превратился в груду камней. Все мы, включая няню, которая оставалась в нашем доме, работали как проклятые, пытаясь обнаружить следы жизни. Я запустил руку в груду обломков и наткнулся на маленькую ладошку. Пульс был ровным и хорошо прощупывался.

Торопливо пробираясь навстречу руке, я приказал другим присутствующим освободить от обломков лицо. Вскоре освободили рот, затем голову и плечи. Еще немного работы, и я за плечи вытащил ребенка. Им оказался мальчик лет двенадцати. Вскоре он пришел в себя, и няня увела его.

Я снова начал копать и наткнулся еще на одну руку, на этот раз пульса не было. Тело быстро достали из-под камней. Мы напряженно работали до тех пор, пока не выяснили, кто был мертв, а кто остался жив.

Этим же вечером мои дочери устраивали давно задуманную вечеринку. Были приглашены около двенадцати пар. Вечер прошел отлично. Бомбы не падали по округе, и последний гость, веселый, довольный и далекий от войны, растворился в темноте уже в третьем часу ночи. Жизнь и смерть жили по соседству.

В душе я решил сжечь свою новую рукопись. Мне было 50 лет, и хотя мое учение было известно по всей Европе и Америке, оно все еще оставалось не принятым большинством моих коллег-соотечественников. Кроме того, никто не знал, когда закончится эта ужасная война. Я собрал уже готовые главы и заметки и запрятал их в самый дальний угол библиотеки.

Дети продолжали рождаться и в военное время. Жена одного из наших врачей пришла в роддом, когда у нее уже начались схватки. Как только родился ее малыш, палата сотряслась от орудийных залпов и разрывов снарядов. Первый крик младенца сопровождался ревом немецких самолетов, пролетавших над роддомом. Бомбежка была в самом разгаре, а мать взяла своего малыша на руки и играла с ним с беззаботной радостью. Признаюсь, это была необыкновенно милая картина.

Но в то время, как я стоял и любовался этой парой, германские армады по-прежнему проносились над нашими головами. Рев и тарахтенье моторов, пушечная пальба, разрывы снарядов, а время от времени и бомб превращали эту картину мирного счастья в нечто нереальное, эфемерное, она казалась плодом воображения. Но это было символом человечности, рев же над головой – символом примитивного варварства. Созидателем и того, и другого был человек.

Думаю, я никогда не забуду эти события. В момент родов ни у кого в палате не возникло чувства страха. Мы помогали закладывать новую жизнь, и наши мысли были далеки от действий тех, кто стремился ее разрушать. Я вышел на улицу, надел каску и положил противогаз на заднее сиденье машины. Бомбежка по-прежнему сотрясала округу в несколько миль, но пока я добирался до дома, с лица моего не сходила радостная улыбка. При любых обстоятельствах способствовать появлению новой жизни – это и есть истинное назначение акушера.

Глава 16. Пасынок своей страны