Холодная рука в моей руке (сборник) - Роберт Эйкман (1975)

Эльмо пробрала дрожь. Он догадался: близится тот ранний рассветный час, когда прерываются многие жизни, и даже люди нечуткие ощущают их исход столь же отчетливо, как если бы он совершался на главной площади города.

Над поверхностью воды просиял легчайший, удивительно ровный свет; явление, естественное в час заката, сейчас, в предрассветную пору, не могло не вызвать тревоги. Любой человек, обладающий сердцем, поневоле должен был содрогнуться и затворить свой разум, бессильный осмыслить происходящее.

Внезапно в озере или же над ним – это невозможно было понять – возникла фигура. Это была прекрасная женщина; женщина столь поразительной красоты, которую бессильно измыслить мужское воображение. Она была обнажена, кожа ее сияла белизной, глаза были огромны, как у Пресвятой Девы, а на полных алых губах играла улыбка.

Эльмо решил, что от холода и усталости задремал и теперь видит сон, посланный ему на мучение. Ибо прекрасное видение с невыносимой жестокостью возродило мысли и воспоминания об Эльвире, оживило чувства, замершие в краткие минуты оцепенения.

– Проклинаю, проклинаю тебя, – простонал Эльмо; как только слова эти сорвались с его губ, маленький пистолет, который он сжимал в руке, выстрелил в первый раз. Однако выстрел оказался неудачен; сон то был или не сон, но рука Эльмо тряслась так, как если бы он бодрствовал; мелкая дрожь била ее от плеча до кончиков пальцев. Видение начало меркнуть и растворяться в воздухе; трудно было понять, куда угодила пуля. В Зоологическом саду время от времени еще случались дуэли, и пули оставили множество отметин на стволах деревьев, росших вокруг озера. Что до видения, оно, помедлив долю секунды, погасло, словно над водой и в самом деле явилась Пресвятая Дева. Изящный дамский пистолет вмещал лишь одну пулю.

На память Эльмо пришла простая истина, услышанная когда-то от дамы, заведующей балетной труппой в театре, где работала Эльвира; в обязанности ее входило следить за тем, чтобы девушки были приличным образом одеты, аккуратны и дисциплинированны, танцевальное же их мастерство совершенно ее не касалось.

– Мы не можем умереть только потому, что нам этого хочется, – как-то сказала эта женщина в присутствии Эльмо. В тусклом тревожном свете наступающего дня казалось, что деревья, обступившие молодого человека, следят за каждым его движением, впитывают каждый его вздох. Любой другой способ самоубийства был неприемлем для солдата и князя. Выругавшись, Эльмо зашвырнул пистолет в озеро.

Этот поступок таинственным образом повлек за собой весьма важные и непредсказуемые последствия. В тот же день смотритель парка заметил под водой какой-то странный блеск. Он извлек пистолет из воды при помощи длинного багра, предназначенного для подобных случаев; пистолет передали в полицию, и, так как на рукоятке имелась гравировка с именем графини Софии-Анны, начальник участка приказал подчиненным должным образом упаковать находку и отправить графине по почте. Получив пистолет, София-Анна оставила его при себе, а Эльмо послала лишь короткую записку. Таким образом молодой князь утратил расположение графини; отныне она испытывала к нему полное равнодушие. Впрочем, Эльмо так и не получил записку от Софии-Анны (которая, кстати, была полностью осведомлена о его отношениях с Эльвирой); дело в том, что записка была адресована в столичную резиденцию семейства Аллендорф, а Эльмо через несколько часов после печального происшествия в Зоологическом саду покинул Берлин вечерним поездом.

Хотя попытка самоубийства не удалась, Эльмо ощущал себя мертвецом. Эльвира, жизнь, прошедшие годы – все они стали его убийцами. Ему более не требовалось оружие, ему не было нужды предпринимать какие-либо действия. Человек умирает, когда умирает его сердце, хотя он может долгое время не сознавать этого. Эльмо почувствовал себя мертвым, когда бросил пистолет в озеро, и презрительное письмо графини, в котором она разрывала с ним всякие сношения, было совершенно излишним.