Холодная рука в моей руке (сборник) - Роберт Эйкман (1975)

Как правило, после подобных слов принято убеждать человека в обратном, но тон, которым произнес их мой собеседник, явно давал понять – он не нуждается в подобных уверениях. Честно говоря, я не нашла, что сказать. Впрочем, слова его показались мне совершенной нелепицей, и я ничуть не покривила бы душой, попытавшись их опровергнуть. Не знаю, сколько ему лет, не берусь определить даже приблизительно. Но он определенно погрешил против истины, заявив, что «очень, очень стар»; в том, что действительно важно, он превосходит любого молодого человека. Уверена, мало кто из молодых сможет с ним соперничать по части пылкости. Одет он был в превосходный черный костюм, с маленьким орденом в петлице. Думаю, это очень важный орден, такие всегда выглядят скромно. Папа часто говорит, что выставлять всякого рода почетные знаки напоказ ныне считается дурным тоном.

Самое романтичное в нашем знакомстве то, что я до сих пор не знаю его имени. Когда гости начали покидать бал, было, полагаю, еще не слишком поздно; но люди, пребывающие в «осенней поре», не имеют привычки веселиться до утра. Он снова взял мою руку и сжал в своей, чему я не стала противиться.

– Мы встретимся снова, и не раз, – пообещал он, глядя мне прямо в глаза; я ощущала, как этот глубокий пронзительный взгляд проникает мне в сердце и душу. Чувства, охватившие меня в это мгновение, были так сильны и непостижимы, что я смогла лишь слабым голоском пролепетать:

– Да.

Не знаю, расслышал ли он мой ответ. Не в силах больше выносить его неотрывного взгляда, я закрыла глаза руками. На мгновение (не думаю, что на более длительное время, иначе мое смятение не ускользнуло бы от окружающих) я опустилась в кресло, и окружающий меня мир стал расплываться и погрузился в темноту. Когда я пришла в себя, его уже не было рядом. Мне не оставалось ничего иного, кроме как подставить лоб под поцелуй графини.

– Вид у вас усталый, дитя мое, – заметила она и посоветовала мне незамедлительно отправляться в постель.

Принято считать, что бурные переживания лишают нас сна (прежде я имела несколько случаев убедиться в этом на собственном опыте); тем не менее, едва коснувшись головой подушки, я погрузилась в глубокий сон и проспала немало времени. Несомненно, я видела сны, но никак не могу вспомнить какие. Возможно, напрягать память излишне, ведь о том, что мне снилось, не трудно догадаться.

Впервые за все то время, что мы провели в Италии, светит действительно жаркое солнце. Полагаю, сегодня я уже не возьмусь за дневник. И так я исписала несколько страниц своим убористым отчетливым почерком, которым я обязана терпению и строгости мисс Гисборн, а также ее высоким требованиям относительно того, что касается воспитания юных девиц. Удивительно, что меня до сих пор не хватились. Хотя папа и мама, на мой взгляд, постоянно суетятся попусту, они считают, что «праздно валяться на кровати» – абсолютно недопустимое времяпрепровождение, особенно когда речь идет обо мне; впрочем, следует отдать им должное, подобные взгляды они распространяют и на себя. Любопытно, как мама себя чувствует после всех треволнений вчерашнего вечера. Вне всякого сомнения, мне следует встать, одеться и пойти ее проведать; но я лишь шепчу, что вот-вот это сделаю, ощущая, как меня с неодолимой силой влекут объятия Морфея.