Холодная рука в моей руке (сборник) - Роберт Эйкман (1975)

– Да зачем ей от нас избавляться, мама? – возразила я. – Мы и так почти не встречаемся. Когда мы приехали, она отсутствовала, и вот уже несколько дней, как она снова превратилась в невидимку.

– Тогда и сейчас она отсутствовала по разным причинам, – заявила мама. – Когда мы приехали, графине нездоровилось. С нами, матерями, подобное часто бывает, вскоре тебе предстоит узнать это на собственном опыте. Что касается последних нескольких дней, она избегает встреч с нами, так как ты расстроила ее своим поведением. Именно поэтому она хочет, чтобы мы побыстрее уехали.

Так как мама по-прежнему глядела не на меня, а на стену за окном, я отважилась показать ей язык, правда, самый кончик. Как ни странно, мама ухитрилась это заметить и уже занесла руку, явно собираясь закатить мне оплеуху; однако она не выполнила этого намерения, вероятно вспомнив, что я уже взрослая и подобные методы воспитания ко мне неприменимы.

Потом, когда мы уже садились в обшарпанный старый экипаж, графиня – о чудо! – соизволила выйти на свет божий; я заметила, как она украдкой перекрестилась у меня за спиной. По крайней мере, ей казалось, что она перекрестилась украдкой; впрочем, я отнюдь не уверена, что она хотела скрыть это от меня. Пришлось сжать кулаки, чтобы сдержаться, иначе я высказала бы ей все, что о ней думаю. Поначалу я была в восторге от графини, находилась во власти ее обаяния – прекрасно это помню, – но ныне все изменилось. Как выяснилось, порой неделя, а то и один-единственный незабываемый вечер могут значить больше целой жизни. Графиня прилагала все усилия, чтобы не встречаться со мной глазами; едва заметив это, я попыталась испепелить ее взглядом, точно маленький василиск. Графиня извинилась перед папой и мамой за отсутствие своей дочери, которая, по ее словам, слегла в постель то ли с жуткой мигренью, то ли с ветряной оспой, то ли какой-то другой хворью (по совести говоря, меня это не волнует! ничуть не волнует!), которой подвержены юные итальянские девицы. Папа и мама принялись выражать сочувствие, словно их в самом деле беспокоило здоровье этой маленькой глупышки. Излишне говорить, таким образом они лишний раз хотели подчеркнуть, как недовольны мною. По зрелом размышлении я пришла к выводу, что маленькая графинечка и ее мать – как говорится, два сапога пара; однако старшая графиня с годами поднаторела в скрытности и двуличии. Уверена, все итальянки таковы, если познакомиться с ними поближе. Из-за графини я так сильно впилась ногтями в ладони, что руки болели весь день; на коже остались такие глубокие отметины, слово я схватилась за острие кинжала, как в романах сэра Вальтера Скотта.