Птичье гнездо - Ширли Джексон (1954)

Вспомни я в эту минуту ее требование относительно «неловких» вопросов, то, возможно, не был бы столь прямолинеен. Так или иначе, ничего не ответив, она с угрюмым видом опустилась в кресло. Я тотчас пожалел о своих резких словах и некоторое время молчал, не желая вымещать недовольство собой на мисс Р. Наконец, глубоко вздохнув, я улыбнулся про себя и честно сказал:

– Обычно я не сержусь на пациентов. Пожалуй, моя дорогая мисс Р., общение с вами пойдет мне на пользу.

Я, сам того не зная, нашел верный путь. Мисс Р. взглянула на меня и почти рассмеялась.

– Я больше не буду вас сердить, – пообещала она.

– А я думаю – будете, и, возможно, это даже неплохо для такого педанта, который привык воспринимать пациентов как арифметические задачи, а не как людей. Пожалуйста, только заметите, что я смотрю на вас как на задачу, – я мог бы сказать «засор» (о, проклятая метафора!), – немедленно пресекайте это – сердите меня. Я не поскуплюсь, моя дорогая.

Мы дружелюбно посмотрели друг на друга, словно мисс Р. уже была той, кем могла однажды стать, и я искренне убежден, что мой минутный гнев и последовавшее за ним неловкое извинение сблизили нас. Во всяком случае, когда я повторно задал вопрос о лечении, мисс Р. уже не была так категорична, и надо ли говорить, что мне удалось убедить ее снова подвергнуться гипнозу.

– Только никаких неловких вопросов, хорошо? – попросила она, заливаясь краской, будто стыдилась этой настойчивости и в то же время ничего не могла с ней поделать – так пациент снова и снова просит зубного врача удалить зуб без боли.

Поскольку я не имел ни малейшего представления, какой вопрос столь чувствительная натура может посчитать неловким, мне, как зубному, оставалось только согласиться и пообещать самому себе приложить все усилия, чтобы не нарушить данного слова. В то же время я предполагал, что у нас с мисс Р. могут быть совершенно разные понятия о неловких вопросах. Я бы назвал неловкими вопросы, подводящие нас к засору в трубе, а мисс Р., похоже, имела в виду то, что имела бы в виду любая неискушенная девица: вещи, которые бедняжка стыдилась обсуждать со мной, какие-нибудь секреты, не обязательно те – и даже скорее всего не те, – что я искал. Наверняка любовные письма или что-то в этом духе, подумал я и твердо решил: сердечные дела мисс Р. меня не касаются.

Мисс Р. плавно погружалась в транс, а я ждал встречи с милой девушкой, что беседовала со мной в прошлый раз, и обрадовался, увидев ее лицо, как радуются хорошему знакомому. Я счел уместным и разумным сперва задать несколько вопросов, с которых начинал все гипнотические сеансы, устроить своего рода знакомство, и надеялся, что через некоторое время эти вопросы будут не только успокаивать мисс Р. в первые минуты, но и служить вспомогательным приемом при вводе в транс: если мисс Р. будет слышать привычные слова, то сможет глубже погрузиться в сон.

– Как вас зовут? – начал я.

– Элизабет Р.

Затем она снова назвала свой адрес и заверила, что не боится меня. Когда я спросил, помнит ли она, что говорила в прошлый раз, Р2 улыбнулась – да, помнит, она сказала, что не боится меня, она и сейчас не боится. Я считал совершенно необходимым делать акцент на доверии и старался словами и поведением подчеркнуть, что всецело сопереживаю мисс Р. Я часто ловил себя на мысли, что обращаюсь с ней по-отечески и разговариваю, как любящий родитель с ненаглядным ребенком.