Важное время - Владимир Привалов (2021)

– Ты же издалека, сын морей! Вот и не знаешь ничего, – с хохотом ответил Юркхи. – А все вокруг знают грозу Империи, лунолицых кочевников, под копытами коней которых даже земля просит пощады! – вздернул подбородок Юрка. – Только мы зовем их лакасами. И в моих жилах течет кровь лакасов! – горделиво подбоченился Юрка.

Хорошо посидели. Юрка вслед за Булгуней вспомнил о доме, поведал о ковыльной степи, о кочевьях. Вот только мне пришелся не по нраву его спутник – невысокий морщинистый смуглый старик в стеганом латаном халате, который сидел с остальными взрослыми и зыркал на разошедшегося Юркхи. Булогичи веселились вовсю, так что рассказы Юрки до старика не доносились. Может, потому старик так и нервничает? Странный он какой-то…

Вскоре подозрения подтвердились. Не зря дедок мне не понравился! Когда мы отвалились от стола и начали собираться, Кольша добродушно сказал Юрке, закинув руку на плечо:

– Ладно, грозный лакас, пойдем домой.

Низкорослый смуглый степняк вздрогнул. Юрка вжал голову в плечи и кинул быстрый взгляд на старика. Тот, смешно семеня кривыми ногами, подбежал к хозяину и с размаху ударил мальчишку по губам, резко и строго, словно стегая хворостиной, выговаривая на гортанном наречии. В гневной скороговорке то и дело повторялось «лакасану, лакасану, лакасану». Затем старик повернулся… и рухнул на колени, уткнувшись лицом в землю и накрыв затылок ладонями.

Я перевел глаза на Юрку. Нижняя губа опухла, показалась кровь. Один из Булогичей метнулся в дом. Юрка сморщил нос, ссутулился и тяжело вздохнул. Юный степняк поклонился в пояс и произнес, не разгибаясь:

– Молю своих друзей о снисхождении. Только мое скудоумие может оправдать меня. Мой хвастливый язык сказал неправду. В моих жилах нет ни капли крови лакасов. Я виноват и прошу прощения. Юсси, мой недостойный… – Юркхи запнулся, но продолжил: – Слуга нижайше молит о снисхождении за свое непозволительное поведение.

Слуга, услышав свое имя, завыл и завопил, не поднимая лица от земли. Неужели он рыдает? Юрка, услышав слова старика, отшатнулся и побелел. Он выпрямился и чуть слышно произнес:

– Если хозяев дома оскорбило недостойное поведение моего слуги, то в их власти наказать Юсси так, как велит закон. Он примет… – Юрка с усилием сглотнул слюну, – ту казнь, которую ему назначат.

Вот, клиббова хромая мама! А такой вечер хороший был! Тут подбежал вернувшийся Булогич с куском льда, замотанным в тряпицу. Толстяки засуетились рядом с Юркой, прикладывая лед к губе. Другие бросились поднимать старика, который выл и никак не желал подниматься… Но самый главный Булогич догадался: нацедил два здоровенных жбана пива и играючи поднял старого степняка. Пока тот не рухнул вновь на колени, сунул старику в руки жбан. Мы очумело смотрели за происходящим.

– Скажи ему, – обратился самый толстый из Булогичей к Юркхи, – наказание будет суровым.

Юркхи обреченно вздохнул и перевел. Я понял, чем кончится представление, и ткнул Булгуню в плечо. Тот повернулся и подмигнул. Старик сгорбился.

– Очень суровым! – повторил толстяк. – Чтобы загладить вину, Юсси должен выпить со мной мировую чашу. – Булогич двумя руками приподнял жбан. И строго добавил: – До дна!

– Тут много, йок! – Старик внезапно выучил имперский, с ужасом разглядывая жбан.

Мы оставили слуг и Булогичей и пошли по домам.

«Веселые дела творятся, – думал я. Рядом топали Фиддал и Бареан. – Слуги Булгуни оказываются родичами, а слуга Юркхи хлещет хозяина по губам за здорово живешь…» Я вспомнил Остаха, который нет-нет, а раздавал подзатыльники, и почесал макушку. Что уж тут скажешь? Неправильные у нас слуги.