Основной компонент - Александр Пономарев (2021)

– Все шутишь, мальчик? Ну-ну! Я тоже умею шутить.

Резкая боль пронзила мочку уха. Я вскрикнул, инстинктивно отшатнулся. По-прежнему улыбаясь, Сванхильда отступила на шаг, сплюнула кусочек розовой плоти на снег.

– С ума сошла?! – заорал я, прижимая рукой рану. Кровь просочилась сквозь пальцы, тонкими струйками потекла по тыльной стороне ладони.

– А что тебе не понравилось, милый? – хищно осклабилась баронесса. В уголках красивых глаз и у кончиков губ появились едва заметные тонкие морщинки. – Ты пошутил, я пошутила. Мы квиты.

– Ничего себе квиты! Я всего лишь поерничал, а ты мне пол-уха откусила!

Сванхильда перестала улыбаться, покрутила тросточкой у меня перед носом.

– Иногда слово может ранить, а может и убить. – Она приставила кончик стека к моему подбородку, резко толкнула вверх. Острие глубоко воткнулось в кожу. – Первое ты уже испытал на себе, давай не будем доводить до второго. По крайней мере, пока это не входит в мои планы. Договорились?

– Да, – буркнул я, чувствуя нарастающее давление острия.

– Вот и славно.

Стальное шило сразу перестало давить. Сванхильда положила стек на ладонь так, чтобы я мог видеть окровавленный наконечник, и заговорила. Уж очень ей хотелось похвастаться: какая она умная, как все замечательно придумала и как устроила для меня ловушку.

Устав от ее болтовни, я стал украдкой глазеть по сторонам и чуть не ахнул от удивления. Эсэсовцы стояли неподвижно, как каменные изваяния, но не это меня поразило. В этом как раз не было ничего странного – немцы помешаны на дисциплине. Изумило другое: отсутствие внешних признаков жизни. Проще говоря, я не видел, как они выдыхают белые облачка. Сам-то я пыхтел как паровоз, да и у баронессы лицо регулярно пряталось за фатой из пара, а эти как будто превратились в восковые фигуры.

Уже потом, приглядевшись, я понял: Сванхильда каким-то образом изменила ход времени. Вокруг нас двоих она создала что-то вроде кокона, внутри которого четвертое измерение мчалось галопом, тогда как за пределами поля оно шло прежним чередом. Разумеется, на мне это никак не сказалось, поэтому я не сразу разгадал загадку. Ответ помогла найти случайно попавшая в поле зрения ворона. Впервые я заметил птицу краем глаза, когда слушал излияния баронессы, и не придал этому значения. Подумаешь, каркуша летит. Все изменилось, когда я снова глянул в ту сторону через несколько секунд. Ворона оставалась на том же месте, неподвижно вися в воздухе с расправленными в полете крыльями.

Открытие настолько меня шокировало, что я на время выпал из реальности и попросил Сванхильду повторить последнюю часть монолога. Баронесса вскипела и с размаху засветила мне стеком по лицу. На левой щеке от глаза и до верхней губы мгновенно вспух багровый рубец. Боль была такая, что я чуть не выпрыгнул из сапог. Баронесса наблюдала за мной с нескрываемым любопытством. Она даже подалась вперед, словно желая сполна насладиться видом чужих мучений.

Неимоверным усилием воли я подавил рвущийся на волю крик. Вены на шее вздулись, кровь прилила к лицу, глаза набухли влагой, и мне пришлось постараться, чтобы не дать слезинкам упасть с ресниц.

– Я не расслышал, что ты сказала. Повтори, – потребовал я сдавленным голосом, глядя на расплывающуюся фигуру баронессы.

Теперь пришла очередь Сванхильды покраснеть, как помидор.

– Наглец! – злобно зарычала она, с треском переломила стек и швырнула в сугроб. Две черных палочки воткнулись в снег и теперь торчали оттуда антенной древнего телевизора. – Как смеешь ты тратить мое время по пустякам, червь?! Не для того я ждала тысячи лет, чтобы распинаться здесь перед тобой!

– Прекрасно. Тогда прощай.

Я повернулся, будто действительно хочу уйти. На самом деле у меня руки чесались задать ей хорошую трепку за попорченную физиономию, но я не мог пересилить себя и ударить женщину по лицу. Тактика игры на нервах оставалась единственной возможностью хоть как-то отомстить стерве.