Нелюбимая дочь - Пег Стрип (2019)

Единственный ребенок сталкивается с определенными трудностями, как уникальными, так и общими для всех нелюбимых дочерей. Маленький мир, в котором живут все дети, оказывается еще меньше, если состоит всего из трех человек, а порой и двух. Дочери в таких обстоятельствах приходится справляться со стереотипными представлениями не только о матери, но и о ребенке, не имеющем братьев и сестер. Я была единственным ребенком первые девять лет жизни и не понаслышке знаю, каково это. В 1950-х, когда достигло совершеннолетия поколение беби-бума, семьи с одним ребенком составляли всего 10 % от общего числа. В среднем на одного ребенка приходилось 3,6 братьев и сестер. Сегодня единственных детей уже 20 %. Однако миф, согласно которому единственный ребенок растет непослушным, испорченным, избалованным, не умеющим общаться и в чем-то ущербным, остается частью нашего сознания. В конце концов, Грэнвилл Стэнли Холл, считающийся отцом психологии, писал, что «быть единственным ребенком – само по себе, болезнь», а Альфред Адлер столетие спустя заявил: «Единственный ребенок испытывает трудности с любой самостоятельной деятельностью и рано или поздно становится бесполезным в жизни». В действительности одно исследование за другим доказывают, что единственные дети оказываются не менее, а иногда и более успешными, чем их сверстники, имеющие братьев и сестер.

Итак, стереотип об «одинокой одиночке» ложен? Это зависит от привязанности единственной дочери к матери и отцу и от устойчивости треугольника, составляющего ее семью. Если привязанность ненадежна и мать демонстрирует любой из восьми токсичных стилей поведения, дочери придется очень трудно, даже если она рано осознает происходящее. Единственные дети проводят со взрослыми больше времени, наблюдают больше разговоров и поступков взрослых, они привыкают слушать или даже подслушивать их. (Все это ненаучные данные, но я сама росла одна, у меня один ребенок, и я опросила многих женщин, не имеющих братьев и сестер.) Однако осознание паттерна не помогает единственному ребенку справиться с отрицательными эмоциями или облегчить боль от того, что его не любят. Посторонние склонны считать таких детей избалованными, что может приводить к особой изоляции и заставлять держать рот на замке.

Единственный ребенок постоянно находится в центре внимания – враждебного, если мать агрессивна, навязчива или эгоцентрична; некому отвлечь огонь на себя или дать небольшую передышку.

Как ни странно, единственные дети могут становиться «козлами отпущения», несмотря на отсутствие «стада». Их обвиняют в том, что в жизни матери что-то не сложилось, например что ей пришлось пожертвовать амбициями или успехом («Если бы не ты, я бы сделала блестящую балетную карьеру»), в сделанном матерью выборе («Из-за тебя я не смогла окончить колледж»), в состоянии ее здоровья или внешности («Мне так и не удалось похудеть, после того как я набрала вес во время беременности») или в крахе ее брака. Последнее обвинение выдвигается чаще всего, особенно если дочь похожа на отца, напоминает о нем матери или ведет себя как «предательница», желая общаться с ним и его родственниками. Так случилось с Джоди (35 лет): «Папа ушел, когда мне было шесть, и женился снова через считаные дни после оформления развода. Мать обвиняла меня в его уходе. Она говорила, что, если бы я не требовала так много ее внимания, он не чувствовал бы себя заброшенным. Я верила ей долгие годы и тащила на себе ужасный груз вины. Хуже того, она заставила меня чувствовать себя негодяйкой, потому что я любила папу и хотела видеться с ним. Вы не представляете, какая это была пытка. Мне помогло то, что я уехала в колледж, и в кабинете психотерапевта ощущение, что я несчастна, наконец оставило меня. Это было спасением».