Днем и ночью хорошая погода [сборник] - Саган Франсуаза (2012)

От укола я вас освобождаю. Садитесь и возьмите меня за руку. Слушай, Дорис, слушай меня хорошенько. Ты видишь, во что я превратилась: в ненасытную тварь, и какой-то Дюбуа меня презирает. Всю свою жизнь я все либо воровала, либо покупала, что есть одно и то же. И я решилась: хватит, эти ужасные деньги держали меня оторванной от всего мира, я не хочу их больше, я оставляю их тебе.

Дорис (со своего места): Что?

Зельда (обращаясь к Лоранс): Я оставляю тебе все, Дорис, все полномочия, право подписи. Сама я поеду жить в Каренак. Ты назначишь мне содержание, а я буду заново учиться желать и ждать… Понимаешь, Дорис?

Дорис (вставая, возмущенно): Ты никогда не говорила мне ничего подобного! Уж это я запомнила бы!

Зельда (оборачиваясь к ней): Разве нет? Но ты все же знаешь, что я приняла решение — на самом деле. Прежде всего из отвращения к самой себе. И потом, я чувствовала, что мне не хватает чувства ответственности, чтобы продолжать. Я даже написала мэтру Дюрматту, чтобы уведомить его о своем решении; и представь себе, в Париже, в одном из ящиков в комнате с чехлами, я нашла это письмо.

Дорис (краснея): Ты хочешь сказать, что хотела… Э-э-э…

Зельда: Все бросить, да. Ты и без меня отлично со всем справилась бы. А я сидела бы в Каренаке, у тебя на поводке, полностью тебе доверяя, и все — никакого швыряния денег на ветер. Ты мне не веришь? Я покажу тебе то письмо.

Дорис (будто разговаривая сама с собой): Ужас, какой ужас…

Том: А что такого ужасного?

Этьен: Успокойся, Дорис, эти прекрасные планы так и не осуществились. Зельда, скажи, а я? Какое место в этом плане отводилось мне? Мы больше не разводились?

Зельда: А мы что, должны были развестись?

Этьен (сухо): А ты не помнишь?

Зельда: Нет. Должно быть, я сказала это по пьянке, в припадке агрессии. Развод? Ради кого, ради чего, Этьен? Жану Жаку я была не нужна, правда? Я представляла себе, что ты поможешь Дорис вести дела и, может быть, время от времени, от нечего делать или по дружбе, будешь приезжать ко мне в Каренак.

Этьен (нерешительно): Должен сказать тебе, дорогая моя, что тогда ты была далеко не так миролюбива.

Зельда: Могу вообразить… Я все время чувствовала себя то страшно взвинченной, то страшно подавленной… Взлеты и падения, взлеты и падения — как у настоящей маньячки… Но мои истинные привязанности, мои длительные чувства — их я все же хорошо помню.

Этьен: Ты меня удивляешь…

Зельда (раздражаясь): А что тут, по-твоему, такого удивительного? Денег я никогда не любила, к тому же была безумно влюблена в Жана Жака, чувствовала себя виноватой; мне хотелось изменить свою жизнь. Что тут такого странного? Ладно, давайте дальше…

Дорис (обращаясь к Этьену): Я не могу в это поверить.

Зельда (радостно): Во что ты не можешь поверить? В себя в роли Анн Мари? Ничего, сейчас сама увидишь. Продолжим. Она пришла тоже вся в слезах, это я помню, потому что мои к тому моменту едва высохли. В тот день наша гостиная была вообще какой-то долиной слез. Подойди сюда.

Дорис (подходит и тупо садится рядом): Ну и? Что дальше?

Зельда: Анн Мари сказала, что любит меня, что хочет повсюду следовать за мной, еще какие-то глупости… Мне было стыдно, совестно, она хоть и женщина, но еще совсем ребенок. Думаю, я вела себя с ней ласково. (Берет Дорис за руку.) Ну что ты, Анн Мари, бедная моя, очнись, это был всего лишь кошмарный сон. Такие истории не для тебя, ты слишком впечатлительна. Как ты могла так втянуться? Ты ведь любишь порядочного человека, и он тебя тоже. Ты только подумай, какое это счастье. Что ты можешь любить во мне, чего желать? Я одинокая, пресыщенная жизнью эгоистка, пропащая, вот я кто! Ты ведь веришь в Бога? Так молись Ему, чтобы Он был ко мне милостив.

Дорис: Перестань… Перестань, я не могу вынести этой истории, этой роли. Все это гадко, стыдно…