Четыре жизни Хелен Ламберт - Констанс Сэйерс (2020)

Мои мысли вновь переключились на Роджера с его большими зелеными глазами и ямочкой на левой щеке. Роджер напоминал Маршана как внешностью, так и манерами. Десятилетние попытки бывшего мужа собрать работы Огюста Маршана в своей галерее не давали мне покоя. Его неутолимая страсть к этим картинам только усилила мои подозрения, что я не единственная, кто проживает жизнь заново. Я подозревала, что Маршан и Роджер – один человек, и это было полным безумием.

Мы ждали двоюродного брата мадам Ринки, Малика, у павильона со старыми автомобилями.

Не знаю, кого именно я ожидала увидеть, но к нам подошел пожилой худощавый мужчина в очках в тонкой оправе; с сильным ямайским акцентом он представился Маликом. Он жестом пригласил нас следовать за ним к столам для пикника, которые, к сожалению, находились прямо перед каруселью. Малик сел за стол, держа спину прямо, – тот еще подвиг, учитывая, насколько неудобными были скамейки. Рядом с нами стоял прилавок, где мужчина продавал курицу барбекю, источающую приятные ароматы.

Малик, который напоминал мне ушедшего на пенсию учителя математики, сразу приступил к делу:

– Ракель рассказала мне, что на тебе метка дьявола.

– Я бы не сказала, что это метка дьявола. – Словно защищаясь, я сложила руки.

Микки подозрительно взглянул на меня, запихивая в рот комок сахарной ваты. Для него все происходящее было сродни театральному представлению.

– Она определенно назвала это меткой, – без лишних эмоций возразил Малик, как будто он был сантехником, который обнаружил, что у меня забит туалет.

Чертова карусель продолжала кружиться, окутанная мелодией расстроенного органа. В голове по-прежнему вспыхивали образы Огюста Маршана и нашей близости с ним; Опера-Гарнье; расставание с Роджером; пальцы Люсьена Варнье на моей шее, когда он выходил за дверь в 1898 году, оставляя меня одну за столом. Внезапно из носа брызнула кровь, и Микки достал мне пачку салфеток. Не испытывая никакого стыда, я скомкала одну из них, засунула в ноздрю и, не заботясь о своем внешнем виде, повернулась к Малику.

Малик взял мою руку и повернул ладонью вверх. Микки, чувствуя его озадаченность, услужливо указал на линии жизни. Его пальцы стали липкими от сахарной ваты.

Я громко сглотнула.

– Как насчет диетической колы? – спросил Микки, выбираясь из-за стола.

– С удовольствием, – ответила я, желая поскорее избавиться от друга.

Он послушно направился вниз по холму.

– Мне нужна ваша помощь. – Я повернулась к Малику.

Он не сводил глаз с моей ладони.

– Вы не очень хорошо выглядите. Извините за прямоту.

– Так и есть.

Изучив линии на моей руке, Малик накрыл мою ладонь обеими руками и закрыл глаза. Казалось, он дрожит. Он отпустил мои пальцы и взял мое лицо в свои ладони, глядя в глаза… Вот только в мои глаза он точно не смотрел. Зрачки его исчезли; в тот момент я видела только белки. Напуганная, я попыталась отодвинуться, но он держал меня за голову с такой силой, что я взмолилась о скором возвращении Микки. Карусель сделала полный оборот, прежде чем Малик отпустил меня.

Он выглядел измученным, запыхавшимся, но говорил быстро.

– Как я и подозревал, это проклятие привязки. Но не самый обычный его вид. Оно было наведено… в спешке… со злобой. Ни одна ведьма не должна создавать привязку с таким гневом. – Поджав губы, он покачал головой. – Со злобой приходит тьма и неизбежно забирает что-то с собой. Проклятия следует накладывать с осторожностью и точностью. Проклятие – это искусство, а в вашем случае искусность заклинателя… под сомнением, скажем так.

– Что ж, может быть. – Я пожала плечами, вспомнив сложный ритуал, который провела мать Джульетты. – Вы сказали, тьма что-то забирает?