Сильмариллион (перевод Надежды Эстель) - Дж. Р. Р. Толкин (1977)

В то время Турин много разговаривал с Мимом и, сидя наедине с ним, слушал его мудрые речи и рассказы о его жизни. Мим вел род от тех гномов, что в давние дни были изгнаны из гномьих городов на востоке, задолго до возвращения Моргота забрели они в Белерианд. Они стали меньше ростом и утеряли многое из кузнечного мастерства, и, привыкнув жить украдкой, ходили согнувшись и крадучись. До того как на запад пришли через горы гномы Ногрода и Белегоста, эльфы Белерианда не знали, что это за существа, и охотились за ними, но потом оставили в покое, прозвав Ноэгит Нибин, что в наречии синдаров означает Малые Гномы, то есть карлики. Карлики никого не любили, кроме себя, и если они боялись и ненавидели орков, то эльдаров ненавидели не меньше, в особенности изгоев: ибо нолдоры, говорили они, украли их земли и жилища. Задолго до того, как прибыл из-за Моря король Финрод Фелагунд, они нашли пещеры Нарготронда и начали рыть там ходы; да и под вершиной Эмон-Руд, Лысой Горы, неспешные руки карликов все долгие прожитые там годы пробивали и углубляли пещеры, не тревожимые Сумеречными Эльфами лесов. Но в конце концов они выродились, и в Средиземье вымерли все, кроме Мима и его двоих сыновей, а Мим был стар даже по гномьему счету, стар и забыт. В его чертогах праздны были кузни и ржавели секиры, а память о карликах сохранилась лишь в древнейших преданиях Дориата и Нарготронда.

Пришла середина зимы, и выпал снег, обильнее которого не видали прежде в речных долинах; и Эмон-Руд вся была засыпана снегом; говорили, что зимы становятся тем суровее, чем более возрастает могущество Ангбанда. Лишь самые крепкие телом осмеливались тогда выходить из дому; иные заболели, и всех мучил голод. Но вот как-то, в тусклых сумерках зимнего дня, внезапно явился меж изгоями человек – как им почудилось, огромного роста, в белом плаще с капюшоном; не говоря ни слова, подошел он к огню. Когда же люди в страхе вскочили, он расхохотался и отбросил капюшон, а под плащом у него был большой сверток; и так при свете огня Турин вновь узрел Белега Куталиона.

Так Белег еще раз вернулся к Турину, и радостной была их встреча. С собою принес он из Димбара Драконий шлем Дор-Ломина, надеясь, что тем подвигнет Турина на большее, нежели прозябать в дебрях вожаком ничтожно малого отряда. Но Турин все не желал вернуться в Дориат, и Белег вопреки разуму, уступив своей любви, остался с ним; в то время много сделал он для блага Туринова отряда. Он лечил больных и раненых и давал им лембас Мелиан, и они излечивались скоро, ибо, хотя Сумеречные Эльфы и уступали в мастерстве и премудрости Изгоям из Валинора, в Средиземье их мудрость была для людей недосягаема. А так как Белег был силен и вынослив, зорок и прозорлив, он стяжал себе великий почет среди разбойников; но ненависть Мима к эльфу, незвано явившемуся в Бар-эн-Данвед, все росла, и часто он вместе с сыном своим Ибуном, ни с кем не обмолвясь словом, сидел в самых темных закоулках своего жилища. Турин, однако, мало внимания обращал сейчас на гнома, а когда закончилась зима и пришла весна, нашлись у него дела более важные.

Кто познает замыслы Моргота? В чьих силах постигнуть пределы мысли того, кто прежде был Мелькором, могущественным айнуром Великой Песни, а ныне Черным Властелином восседает на черном троне Севера, в лиходействе своем взвешивая все вести, что стекаются к нему, и провидя мысли и дела врагов своих глубже, нежели могут представить себе даже мудрейшие из них – кроме владычицы Мелиан? Часто тянулась к ней мысль Моргота – и сбивалась со следа.