Смертельная белизна - Джоан Роулинг (2019)

– В присутствии медиков – да. Врачам будет интересно проверить, не прояснится ли у него сознание от разговора со мной. Он сейчас опять на таблетках и чувствует себя гораздо лучше, но без конца рассказывает историю о задушенном ребенке. Если медики придут к единому мнению, меня прямо завтра пустят в надзорную палату.

– Что ж, замечательно. Хорошо, когда дело не стоит на месте. Видит Бог, нам нужны хоть какие-нибудь подвижки… даже если дело коснется смерти, которую нам не поручали расследовать, – вздохнула она.

– Возможно, рассказ Билли вовсе не коснется смерти, – сказал Страйк, – но, если мы не докопаемся до истины, это будет висеть надо мной всю жизнь. Сообщу тебе, как пройдет встреча с Делией.

На прощание пожелав ему удачи, Робин завершила разговор, но осталась лежать на смятой постели. Через несколько секунд у нее вырвалось:

– Blanc de blancs.

И опять ее волной тоски захлестнули какие-то смутные воспоминания. Где же раньше встречала она, подавленная и измученная, эту фразу?

– Blanc de blancs, – повторяла она, вставая с постели. – Blanc de… Ой!

В голую стопу впилось что-то маленькое и очень острое. Наклонившись, Робин подняла серьгу-гвоздик с бриллиантом.

Вначале она лишь походя бросила взгляд на это украшение; пульс оставался ровным. Чужая вещица. Таких пуссет с бриллиантами у нее отродясь не бывало. Удивительно, как она не наткнулась на этот гвоздик еще ночью, когда ложилась спать подле храпевшего Мэтью. Наверное, ступила рядом; но еще вероятнее, что сережка запуталась в постельном белье и упала на ковер, когда Робин откинула одеяло.

Разумеется, в мире есть множество пуссет с бриллиантами. Однако совсем недавно внимание Робин привлекли сережки, принадлежавшие Саре Шедлок. Та щеголяла в них во время ужина, на котором присутствовали Робин с мужем, – в тот самый вечер, когда Том набросился на Мэтью с неожиданной и, казалось бы, беспричинной злобой.

С минуту, тянувшуюся бесконечно долго, Робин, сидя на краешке кровати, задумчиво рассматривала бриллиант. Затем она аккуратно положила пуссету на ночной столик, взяла телефон, зашла в «настройки», чтобы заблокировать определение своего номера, и набрала Тома.

После пары гудков раздался его голос, вроде бы раздраженный. На заднем плане телеведущий разглагольствовал о приближающейся церемонии закрытия Олимпийских игр.

– Да, алло?

Робин повесила трубку. Том не пошел играть в мини-футбол. С телефоном в руке она застыла на краю громоздкого супружеского ложа, которое в свое время с таким трудом затащили по узкой лестнице этого очаровательного арендованного дома; в памяти один за другим всплывали те очевидные знаки, на которые она – сотрудница детективного агентства! – сознательно закрывала глаза.

– Какая же я дура, – тихо сказала Робин, обращаясь к пустой, залитой солнцем комнате. – Дура набитая.

54

Весь твой мягкий, честный душевный склад… твой высокий образ мыслей… твоя неуязвимая честность известны и ценятся у нас здесь всеми…

Генрик Ибсен. Росмерсхольм

Близился вечер, но солнце еще не померкло, а сад перед домом Делии уже погрузился в тень, что делало его безмятежным и печальным по контрасту с пролегавшей за воротами оживленной и пыльной дорогой. Нажимая на дверной звонок, Страйк заметил две собачьи кучи на безукоризненной во всем прочем лужайке перед домом и с удивлением подумал: кто же теперь, после расторжения брака Делии, помогает ей с такими рутинными обязанностями?

Дверь отворилась, и перед ним предстала министр спорта в непроницаемых черных очках. Пожилая тетушка Страйка из Корнуолла назвала бы ее облачение балахоном: фиолетовый халат до коленей, с начесом и пуговицами до самой шеи, в котором она немного походила на священнослужителя. За ее спиной стояла собака-поводырь и смотрела на Страйка темными печальными глазами.