Смертельная белизна - Джоан Роулинг (2019)

Шарлотта крепко сжимала его руку, когда они входили в итальянский ресторан, но припомнить его местонахождение Страйк так и не сумел. В памяти всплывало только перекошенное от гнева и неприязни лицо ожидавшего за столом сэра Энтони Кэмпбелла. Еще до того, как прозвучали первые слова, Страйк понял: Шарлотта дома не сказала, что они возобновили отношения и придут вдвоем. Это упущение, очень характерное для Шарлотты, вызвало обычную сцену. Страйк давно понял, что ею движет неуемная жажда конфликта. И редкая, но жгучая правдивость, сменяемая более привычной лживостью: незадолго до их разрыва Шарлотта сама призналась Страйку, что во время стычек по крайней мере ощущает себя живой.

Свернув на Парк-Плейс – вереницу выкрашенных в кремовый цвет таунхаусов, отходящую в сторону от Сент-Джеймс-стрит, – Страйк отметил, что неожиданное и неотвязное воспоминание о Шарлотте больше не ранит ему душу; при этом у него возникло такое чувство, как у бывшего алкоголика, который впервые за долгое время вдохнул запах пива, но не покрылся испариной и не поддался прежней неодолимой зависимости. «Вроде бы это здесь», – решил Страйк, завидев черную дверь клуба «Прэттс» под литой чугунной балюстрадой. Через два года, после лавины непростительного вранья его любимой и окончательного разрыва их отношений, он, похоже, выздоровел, избавившись от напасти, которую при полном отсутствии суеверий все же приравнивал к Бермудскому треугольнику – зоне повышенной опасности, где мистические чары Шарлотты грозили утянуть его в бездну отчаяния и мук.

Почти торжествуя, он постучал в дверь.

Ему открыла миниатюрная женщина – воплощение домашнего уюта. Ее высокая грудь и оживленный вид напомнили Страйку не то малиновку, не то крапивника. В речи служительницы Страйк уловил юго-западный говор.

– Вы, очевидно, мистер Страйк. Министра еще нет. Входите, пожалуйста.

Он переступил через порог и, последовав за нею, оказался в зале, где стоял огромный бильярдный стол. В отделке интерьера доминировали сочные темно-красные и зеленые тона и мореное дерево. Все та же служительница, которая, естественно, представилась Джорджиной, проводила Страйка вниз по крутой лестнице; он ступал осторожно, крепко держась за перила.

Лестница вела в уютный цокольный этаж. Потолок там нависал так низко, что создавалось впечатление, будто его частично подпирает шкаф с открытыми полками, на которых красовались фарфоровые тарелки и блюда, причем самая верхняя полка была наполовину вмурована в штукатурку.

– У нас не очень большое заведение, – сказала «Джорджина», констатируя очевидное. – В клубе состоят шестьсот человек, но мы одновременно можем обслужить всего четырнадцать. Желаете заказать что-нибудь из напитков, мистер Страйк?

Он отказался, но принял приглашение занять одно из кожаных кресел, сгруппированных вокруг старинной доски для ведения счета при игре в криббидж. Тесное помещение разделялось аркой на гостиную и обеденный зал с маленькими окошками со ставнями. На длинном столе было всего два прибора. Кроме Страйка и Джорджины, в подвале присутствовал только повар в белом халате, работавший в крошечной кухоньке, на расстоянии вытянутой руки от кожаного кресла. Тот поприветствовал Страйка, выдав свой французский акцент, и продолжил нарезать холодный ростбиф.