Сёгун - Джеймс Клавелл (2017)

– Мы подойдем к ним на такое расстояние, чтобы можно было поговорить, Андзин-сан.

– Тогда скажите ему, что заходить надо с кормы. Так у них будут самые плохие условия для прицеливания. Скажите ему, что они вероломны. Я знаю, на какое вероломство они способны, когда затронуты их интересы. Почище голландцев! Если команда этого корабля поможет Торанаге спастись, Исидо выгонит отсюда всех португальцев. Они не станут этим рисковать.

– Мой господин говорит: скоро мы узнаем ответ.

– Мы голые, сеньора. У нас нет никаких шансов против этих пушек. Если люди на корабле настроены враждебно – или даже намерены держать нейтралитет, – считайте, что мы потоплены.

– Мой господин говорит: вы должны добиться их любезности.

– Как я могу? Я их враг.

– Мой хозяин говорит: на войне, да и в мирное время, хороший враг может быть ценнее плохого союзника. Он говорит: вы знаете, что у них в голове, и придумаете, как их убедить.

– Единственный надежный аргумент – сила.

– Хорошо. «Я согласен», – говорит мой господин. Пожалуйста, скажите, как атаковать этот корабль?

– Что?

– Он говорит, что согласен. Как бы вы напали на этот корабль? Как бы вы захватили его? Нам нужны их пушки. Простите, я непонятно выражаюсь?

– А я повторяю, что намерен разнести ее вдребезги, – заявил генерал-капитан Феррьера.

– Нет, – ответил дель Акуа, наблюдая за галерой с юта.

– Канонир, она уже в пределах пушечного выстрела?

– Нет, дон Феррьера, – отозвался главный канонир, – еще нет.

– Зачем она идет к нам, если не с враждебными намерениями, ваше преосвященство? Почему просто не уходит? Дело понятное.

Фрегат был слишком далеко от входа в гавань, поэтому никто на борту не видел приготовившихся к нападению рыбачьих лодок.

– Мы ничем не рискуем, ваше преосвященство, и выигрываем все, – уговаривал Феррьера. – Мы делаем вид, будто не знаем, что на борту Торанага. Будто уверены, что это разбойники – разбойники, которых ведет пират-еретик и которые собираются напасть на нас. Не беспокойтесь, будет легко спровоцировать их, когда они окажутся на расстоянии выстрела.

– Нет! – отрезал дель Акуа.

Отец Алвито повернулся спиной к планширу:

– Галера подняла штандарт Торанаги, генерал-капитан.

– Фальшивый штандарт! – сардонически усмехнулся Феррьера. – Это старый морской трюк. Мы не видим Торанаги. Может быть, его и нет на борту.

– Есть.

– Боже мой, война будет катастрофой! Это повредит отправке черного корабля, если вообще не расстроит наши планы в этом году. Я не могу допустить подобного! Чтобы что-то помешало плаванию!

– Наши финансы в еще более плачевном состоянии, чем ваши, генерал-капитан, – бросил дель Акуа. – Если сорвутся сделки этого года, Церковь обанкротится, вам понятно? Мы три года не получали ничего из Гоа и Лиссабона, и потеря доходов за прошлый год… Боже, дай мне терпения! Я лучше вас знаю, чем мы рискуем. Ответ: нет!

Родригес, мучаясь болями, устроился в кресле, а ногу в лубках уложил на мягкий табурет, стоявший около нактоуза.

– Генерал-капитан прав, ваше преосвященство. Зачем он приближается к нам, если не в целях нападения? Почему не уходит, а? Ваше преосвященство, мы очень рискуем.

– Да, и решение должны принимать военные, – вставил Феррьера.

Алвито резко повернулся к нему:

– Нет, решать его преосвященству, генерал-капитан. Мы не должны вредить Торанаге. Мы должны помочь ему.

Родригес хмыкнул:

– Вы мне дюжину раз говорили, что, если война когда-нибудь начнется, она будет длиться очень долго. Война началась, не так ли? Мы видим ее начало. Она наносит вред торговле. Со смертью Торанаги война закончится, и мы сохраним наши позиции. Я говорю: нужно ударить по кораблю и отправить его в преисподнюю.

– И мы избавимся от еретика, – добавил Феррьера, следя за Родригесом. – Мы прекратим войну во славу Бога, и еще один еретик попадет в ад на муки вечные.