Сёгун - Джеймс Клавелл (2017)

Нага подпрыгнул, схватился за уздечку и не дал лошади понести. Сокол яростно закричал. Потом с большой неохотой устроился опять на перчатке Торанаги, удерживаемый его опытной рукой за кожаные ремешки на лапах. Но крылья все еще нервно дрожали, колокольчики побрякивали. «Хек-ек-ек-еееккк!» – раздалось в последний раз.

– Ну-ну, моя красавица! Все хорошо, – успокаивал Торанага, с лица которого еще не сошли красные пятна злости. Он повернулся к Наге, пытаясь не дать злобе прорваться, чтобы не пугать сокола. – Если ты испортишь ей сегодня охоту, я…

В это мгновение донесся предупреждающий крик загонщика. Торанага тут же сдернул колпачок с головы сокола, дал птице время осмотреться, потом выпустил ее.

Длиннокрылая самка сапсана по кличке Тэцуко – Госпожа Сталь – со свистом взмыла в небо; кружа, достигла высоты в шестьсот метров, с которой привыкла озирать окрестности, подождала, пока не вспорхнет вспугнутая дичь, и сразу успокоилась. Потом, планируя к земле с нисходящим потоком, она увидела спущенных со сворки собак и выводок фазанов, которые взметнулись кто куда, заполошно хлопая крыльями. Сокол наметил себе цель, накренился и полетел вниз, сложив крылья и неотвратимо пикируя на добычу, уже готовый вонзить в нее когти.

Хищник предвкушал поживу, но облюбованный им старый фазан, вдвое больше его, порскнул в сторону и в панике бросился прямо под спасительную сень деревьев в двухстах шагах от него. Сокол выправился, распахнул крылья и очертя голову погнался за жертвой. Он набрал высоту и, оказавшись выше фазана, снова устремился вниз с бешеным кхеканьем, однако опять промахнулся. Торанага подбадривал сокола возбужденным криком, предупреждая об опасности впереди и позабыв про Нагу.

Бешено размахивая крыльями, фазан спешил под защиту деревьев. Сокол, вихрем взмыв вверх, стал падать камнем. Но было слишком поздно. Хитрый фазан исчез. С опасностью для себя сокол продирался сквозь листву и трескучие ветки, яростно преследуя фазаньего петуха, потом выскочил из чащи на открытое место и, пронзительно крича, воспарил над деревьями.

В этот миг взлетела стая куропаток и потянулась над самой землей в поисках убежища, искусно следуя очертаниям поверхности. Тэцуко наметила новую жертву, сложила крылья и обрушилась на нее. На этот раз она не промахнулась. Один бешеный удар задних когтей летящего сокола сломал шею куропатке. Она рухнула на землю в разлетающемся облаке перьев. Но вместо того чтобы продолжать преследование на земле, подхватить добычу или приземлиться рядом с ней, Тэцуко с криком взлетела и стала подниматься все выше и выше.

Встревоженный Торанага вытащил приманку – маленькую дохлую пичугу, привязанную к тонкой веревочке, – и покрутил ею над головой. Но Тэцуко не потянуло назад. Она забралась так высоко, что стала крохотным пятнышком в поднебесье. Торанага решил, что потерял птицу, что она надумала покинуть хозяина, вернуться к дикой жизни, убивать по собственному произволу, а не по его прихоти, есть когда захочется, а не когда он решит, и лететь, куда занесут ветры или желание, навеки стать свободной.

Торанага следил за ней, не печалясь, но сожалея. Это было дикое создание, и он, как все соколятники, знал, что властен над птицей лишь до поры. Когда-то он забрался на охотничий участок ее родителей в горах Хаконэ и взял ее из гнезда едва оперившимся птенцом, готовил, лелеял, дал возможность убить первую добычу. Теперь, наблюдая за птицей, которая кружилась в вышине, величественно плыла в восходящих потоках теплого воздуха, он хотел, до боли хотел вот так же парить в эмпиреях, вдали от земных печалей.

Но тут старый фазан спокойно снялся с дерева, собираясь кормиться дальше. И Тэцуко низверглась на него, как свинец, маленькое обтекаемое орудие смерти, изготовившееся к роковому удару.