Сёгун - Джеймс Клавелл (2017)

– Потому что они не совершили смертного греха, – отрезал Алвито, как было решено им вместе с дель Акуа, но сердце его забилось. Он не хотел сообщать такие ужасные вести, усугублявшиеся тем, что господин Харима, владетель Нагасаки, вознамерился использовать все свое огромное богатство и влияние на службу Исидо, о чем и поведал по секрету святому отцу. – Простите меня, господин, пожалуйста, но не я устанавливал заповеди Божьи. Не более, чем вы определяли заветы бусидо, пути воина. Мы… мы должны соблюдать правила…

– Вы отлучаете бедного глупца за такой естественный поступок, как совокупление с женщиной. Когда же двое людей, принадлежащих к вашей вере, замышляют противоестественное предательство, когда я, ваш друг, жду от вас помощи, неотложной помощи, вы «делаете предложения». Разумеется, вы понимаете всю серьезность этого?

– Я прошу прощения, господин. Пожалуйста, извините меня, но…

– Может быть, я бы простил вас, Цукку-сан. Еще раньше было сказано: сейчас каждый должен выбрать свою сторону, – напомнил Торанага.

– Конечно, мы на вашей стороне, господин. Но не в нашей власти приказывать господину Кияме или господину Оноси…

– К счастью, я могу приказать моим христианам.

– Да, господин?

– Я могу освободить Андзин-сана. И отдать ему корабль. Со всеми пушками.

– Опасайтесь его, господин. Капитан дьявольски хитер. Он еретик, пират, ему нельзя доверять…

– Здесь Андзин-сан – самурай и хатамото. На море он, может быть, и пират. И если так, я полагаю, способен стакнуться с другими пиратами. То, что чужеземцы делают на море, это их дело, да? Так всегда считалось у нас. Не правда ли?

Алвито оставался спокойным, пытаясь осмыслить слова даймё. Никто не мог предположить, что англичанин войдет в такую милость у Торанаги.

– Эти два христианских даймё не сделали никаких шагов, даже секретных?

– Нет, господин. Мы пытались каж…

– Никаких уступок, ничего?

– Нет, господин…

– Никакого обмена, никаких условий, послаблений?

– Нет, господин. Мы пытались и соблазнить, и убедить. Прошу вас, верьте мне. – Алвито знал, что угодил в ловушку, неприкрытое отчаяние проступило на его лице. – Если бы дело касалось меня одного, я бы пригрозил им отлучением, хотя это была бы пустая угроза. Я никогда бы не мог исполнить ее. Только если бы они совершили смертный грех и не признались в содеянном, не понесли кары со смирением. Однако, пригрозив отлучением во имя мирских целей, я совершил бы серьезный проступок, господин, смертный грех. Я рисковал бы навлечь на себя вечное проклятие.

– Вы говорите, если бы они согрешили против вашей веры, тогда бы вы отлучили их?

– Да. Но я не думаю, что это можно использовать, чтобы привлечь их на вашу сторону, господин. Пожалуйста, извините меня, но они… они все против вас теперь. Я сожалею, но это правда. Оба даймё заявили об этом очень ясно, и вместе, и порознь. Клянусь Богом, я молился, чтобы они передумали. Мы дали вам слово, что попробуем, ей-богу, отец-ревизор и я. Мы выполнили наше обещание. Клянусь Богом, мы пытались, но нам не удалось.

– Тогда я проиграл, – подвел итог Торанага. – Вы знаете это, не правда ли? Если они останутся в стане Исидо, все христианские даймё будут с ним. Тогда я проиграл. Двадцать самураев против одного моего. Ясно?

– Да.

– А какой у них план? Когда они нападут на меня?

– Я не знаю, господин.

– А скажете, если узнаете?

– Да-да, если я буду знать.

«Сомневаюсь, – подумал Торанага и отвел взгляд в ночную темноту, почти раздавленный грузом своих тревог. – Стоит ли объявлять „малиновое небо“ после всего этого? – беспомощно подумал он. – Глупый, обреченный на неудачу удар по Киото?»