Метро 2034 - Дмитрий Глуховский (2009)

До сих пор она подгадывала так, чтобы ни на миг не задерживаться снаружи зря. Отец запрещал, да и его распухший зоб сам по себе был достаточным предостережением. На обрыве Саша обычно чувствовала себя неуютно, как изловленная землеройка, беспокойно озиралась и лишь изредка отваживалась подобраться к первому пролету метромоста, чтобы взглянуть с него на протекавшую внизу черную реку.

Но времени у нее было слишком много. Сутулясь и ежась на промозглом осеннем ветру, Саша сделала несколько шагов вперед, и за отступившими костлявыми деревьями в сумраке проявились осыпающиеся хребты многоэтажек. В маслянистой вязкой реке тяжело плескалось что-то огромное, а вдалеке стонали почти человеческими голосами неведомые чудовища.

И вдруг к их плачу присоединилось жалобное, заунывное поскрипывание…

Саша вскочила на ноги, высоко поднимая светильник, и с моста ответили — скользким, вороватым лучом. Ей навстречу катилась дряхлая старая дрезина, еле продираясь через ватную мглу, клинышком слабого фонаря втискиваясь в ночь и раздвигая ее. Девушка попятилась: дрезина была не та, что обычно. Она шла натужно, будто каждый оборот ее колес давался работавшим на рычагах людям с великим трудом.

Наконец она замерла шагах в десяти от Саши. С рамы грузно спрыгнул на щебень затянутый в брезент высокий толстяк. В стеклах противогаза плясали, отражаясь, дьявольские огоньки, пряча от Саши его глаза. В руке человек сжимал древний армейский «калашников» с деревянным прикладом.

— Я хочу отсюда уехать, — вскинув подбородок, заявила Саша.

— Уехать, — эхом отозвалось брезентовое чучело, удивленно или издевательски растягивая гласные. — А что у тебя есть на продажу?

— У меня ничего не осталось, — она вперила взгляд в его полыхающие глазницы, окованные железом.

— У любого можно что-то забрать, особенно у женщины, — паромщик захрюкал, потом спохватился. — Бросишь папашу?

— У меня ничего не осталось, — повторила Саша, опуская глаза.

— Подох все-таки, — с облегчением, но разочарованно протянула маска. — И ладно. Он бы сейчас расстроился, — ствол автомата поддел лямку Сашиного комбинезона и неспешно потащил ее вниз.

— Не смей! — она хрипло вскрикнула, рванулась назад.

Банка со свечой упала на рельс, брызнула осколками, и тьма мигом слизнула пламя.

— Отсюда не возвращаются, как ты этого не понимаешь? — Чучело равнодушно глядело на нее потухшими, мертвыми стеклами. — Твоего тела не хватит даже, чтобы окупить мою дорогу в одну сторону. Считай, что я принимаю его в оплату отцовского долга.

Автомат кувырнулся в его руках, разворачиваясь прикладом вперед, и, милосердно гася сознание, ударил ее в висок.

* * *

После Нахимовского Хантер почему-то больше не отпускал Гомера от себя, и у того не было шанса толком изучить блокнот. Бригадир вдруг стал упредителен и чуток, старался не только не оставлять старика далеко позади, но и вообще шагал с ним в ногу, хоть для этого ему и приходилось себя осаживать. Пару раз он останавливался, якобы проверить, не идет ли кто за ними по пятам. Но резак его прожектора, обращаясь назад, неизменно прохаживался по лицу Гомера, заставляя старика почувствовать себя как в пыточной. Он чертыхался, моргал, пытаясь прийти в себя, и ощущал, как цепкие глаза бригадира проползают по всему его телу, ощупывая его в поисках того, что он подобрал на Нахимовском.

Чепуха! Конечно же, Хантер не мог ничего видеть, в тот момент он находился слишком далеко. Скорее, он просто уловил перемену настроения Гомера и заподозрил его в чем-то. Но всякий раз, когда их взгляды встречались, старика прошибал пот. Того немногого, что он успел подсмотреть в найденном блокноте, с излишком хватало, чтобы усомниться в бригадире.

Это был дневник.