Слышащий - Роберт Маккаммон (2018)

– Есть у нас на работе один паренек по прозвищу Умник. Так вот, он умеет сворачивать язык в рулончик! Не в трубочку, мам, а в рулончик! И не просто загибает его, а именно заворачивает: трижды, а то и четырежды! Повторить этот трюк еще никому не удавалось. Мы все в толк взять не можем: ну как ему такое удается? Соль в том, что он и сам не знает. Понимаешь, мам, для него это нормально. Получается само собой. Или, например, когда я учился в школе, в пятом классе, у нас был такой Ной Уолкот. Однажды на детской площадке он поймал осу и устроил целое представление. Все ученики сбежались посмотреть! Сначала Ной потряс кулаком, как будто не оса у него там была, а игральные кости! А затем вдруг запихал осу прямо себе в рот! Ты представляешь? И она его не ужалила! Ной открыл рот, и оса улетела. Помню, Ной тогда сказал: «Насекомые боятся меня. Еще ни разу в жизни никто меня не жалил и никогда не ужалит».

Орхидея улыбнулась, и это вдохновило Кертиса.

– А Бьюли по прозвищу Красавчик? – воскликнул он. – Я часто тебе про него рассказывал, когда мы работали вместе…

– Что-то я не помню.

Кертис даже не удивился: его мать не умела слушать, и он в очередной раз в этом убедился.

– В свои лучшие дни Бьюли в девяти случаях из десяти угадывал, кто в следующую минуту зайдет в здание вокзала или сойдет с поезда на перрон. Представь себе, Красавчик знал не только кто появится: мужчина, женщина или ребенок, – но и во что будет одет этот человек. Он говорил примерно так: «Мужчина в желтой бабочке, голубой рубашке и двуцветных туфлях! Проверяйте!» Мгновение спустя мимо нас и в самом деле проходил точно такой мужчина. Или: «Приготовились! Семья: мужчина в сером пальто, женщина в шляпе с цветами и мальчуган в белых гетрах!» И конечно же, все они через миг были тут как тут. Но иногда у Бьюли выдавались тяжелые деньки. Бедняга не то что тележку с багажом катить по прямой линии не мог – он завязать шнурки на ботинках был не в силах. Бьюли все чаще впадал в прострацию: вдруг останавливался посреди перрона и пялился в никуда. И в конце концов Красавчика уволили. Ну, мамуль, неужели ты не помнишь Бьюли? Я ведь прежде уже рассказывал тебе про него.

– Не было такого, – возразила Орхидея.

– Значит, я ошибся, – не стал спорить Кертис, хотя прекрасно помнил, как не раз упоминал при ней о Бьюли. – Не важно. Мам, я всего лишь хочу сказать, что жизнь полна загадок, и ответы на них знает только Господь Бог. Человек не все может объяснить. Ума не приложу, как у меня получается обмениваться с другими мыслями на расстоянии. Я просто таким родился.

– Скажи, а тот человек, с кем ты говорил… Тяготит его этот дар?

– Скорее нет, чем да. Она вряд ли хотела бы избавиться от него.

– Она?

– Да. Но если ты вдруг думаешь, что у нас какие-то любовные дела, то скажу сразу: девочке всего десять лет. И она белая. И у нее есть личный шофер.

– Боже милостивый, – пробормотала Орхидея, уже не слушая сына. Она вглядывалась в свет, игравший на гранях «особенного» стакана, и думала о чем-то своем. – Это же уотерфордский хрусталь, – произнесла она пару мгновений спустя. – Моя бабушка получила стакан в подарок от одного темнокожего джентльмена из Англии. Это было очень давно. А потом мать подарила стакан мне на свадьбу. Он сделан из уотерфордского хрусталя, а это большая редкость. Второго такого нет. Похожие стаканы уже давно либо разбиты, либо в музеях. Я назвала тебя Кертис Уотерфорд, потому что ты для меня особенный. И ты оказался и в самом деле особенным, понимаешь?

– Понимаю, – ответил Кертис.

– Не забывай, что белые могут разнюхать про эту твою способность, и тогда ты закончишь свои дни как музейный экспонат, – сказала Орхидея. – Глазом моргнуть не успеешь, как тебе открутят голову и выставят на всеобщее обозрение. А мозги извлекут, разрежут на мелкие кусочки и будут пытаться разобраться, в чем же было дело. Ох уж эти белые! Только доверься им, и ты пропал!