Башня Ласточки - Анджей Сапковский (2007)

— Рано-ранешенько, — продолжала рыбачка, водя глазами по лицам слушателей, — вышел наш баркас в море, на зунд промеж Ан Скеллиг и Спикероогой, на устричную отмель, где обнаковенно мы лососевые переметы ставим. Шибко спешили, потому как на шторм нагоняло, небо сильно темнело с заходу. Надо было поживше выбрать лосося с сетей, иначе, сам знаешь, в сетях только морды помятые остаются, пооборванные, и весь улов идет псу под хвост.

Слушатели, в большинстве своем жители Бремервоорда и Цидариса, в основном кормящиеся морем и существованием своим морю обязанные, покивали и поворчали с пониманием. Трисс лососей доводилось видеть обычно в виде розовых пластинок, но и она тоже покивала и поворчала с пониманием, поскольку не хотела выделяться. Она была здесь инкогнито, с секретной миссией.

— Приплыли мы… — продолжала рыбачка, покончив с кубком и дав знать, что кто-то из слушателей должен бы уже поставить другой. — Приплыли мы, значицца, выбираем сети, а тут вдруг Гудрун, Стурлихина дочка, как взвизгнет во весь голос. И пальцем в правый борт тычет! Глядим, а там летит чегой-то по воздуху, да не птица! У меня сердце аж захолонуло, потому как я сразу подумала, выворотень то аль гриф малый. Пролетают такие порой над Спикероогой, правда, в основном-то зимой, особливо при западном ветре. Но это черное чудо тем часом хлюсть в воду! И по волне — шмыг! Прям в наши сети. Запуталося в сетях-то и барахтается в воде, быдто тюлень какой. Тогда мы кучей, сколь нас было, а было нас баб восемь штук, за сеть и давай тягать энто на палубу! И только тута рты разинули! Потому как девка это оказалася! В платье черном и сама черна, как твой ворон. Сетью омотана, промежду двумя лососями, из которых в одном, чтоб я так здорова была, сорок два с половиной фунта было, не мене.

Рыбачка из Скеллиге сдула пену с кубка и отхлебнула немало. Никто из слушателей не комментировал и не выражал недоверия, хоть факт поимки лосося такого поразительного веса не помнили даже самые старшие из них.

— Черноволосая в сетях-то, — снова заговорила островитянка, — кашляет, водой морской плюется и дергается, а Гудрун, Стурлихина дочка, нервничает, потому как на сносях она, да в голос как заорет: «Кэльпи, — орет, — кэльпи энто, хавфруя!» А ведь кажный дурень знает, что не кэльпи это, потому как кэльпи-то давно бы уж сеть продрала, да и воще, неужто такое чудище даст себя на борт вытаранить? И не хавфруя это, потому как рыбьего хвоста у ей нету, а дева морская завсегда при хвосте рыбьем бывает, и воще ж она в море-то с неба свалилася, а видал кто-нибудь кэльпи или хавфрую, чтобы они по небу летали? Но Скади, Унина дочка, так та завсегда сразу же в крик: «Кэльпи!» Паникует. Да как ухватит за гаф! И с гафом-то к сети. А из сетей ка-ак брызнет синим, а Скади-то ка-ак заорет! Гаф влево, сама вправо, да пусть я сдохну, ежели лжу, трижды перевернулась и ка-а-ак долбанется задницей о палубу! Ха, сразу видать стало, что этакая чародейка в сетях похуже, чем, между прочим, медуза, скорпена аль угорь дохлый костяной будет. А к тому ж еще и верещать ведьма почала и курвиться с угрозами всякими! А из сети аж шипит, воняет и пар идет, такое она там, в середке, волшебство нагадила! Ну, видим, не шуточки тут шуткуются.

Островитянка осушила кубок и не мешкая потянулась за следующим.

— Да, не шуточки это, — она громко отрыгнула, утерла нос и рот, — магичку в сети поймать! Чуем, что от той магии, чтоб я так жила, аж барка начинает сильней качаться. Делать было нечего! Бритта, Каренина дочка, подцепила сеть багром, а я схватила весло и бац, бац, бац!!!

Пиво брызнуло высоко и потекло по столу, несколько перевернувшихся кружек свалилось на пол. Слушатели вытирали щеки и брови, но не проронили ни слова обиды или замечания. Рассказ — это рассказ. У него свои законы.