Девушка подняла взгляд, придвинулась ближе к боку коня, словно прячась за него. Ухватила Ледена за рубаху на груди и к себе чуть потянула, заливаясь румянцем до самых кончиков ушей. Ох, и влетит ей от Зимавы. Точно влетит. По полным губам девушки пробежала лёгкая улыбка, и Леден склонился к ним, коснулся своими коротко, ощутив, какие они почти землянично сладкие. И что ж её влекло к нему? Эту тёплую и беззащитную, как цыплёнок, девушку. Ведь пострадала уже за своё упрямство. Так пострадала, что встреть он тех татей где — свернул бы шею каждому, ни на миг не задумавшись.

Вышемила попыталась удержать поцелуй, но Леден отстранился.

— Не нужно, — шепнул.

И вновь покосился на княгиню поверх спины жеребца. Та коли взглядом убивать умела бы, он, верно, сейчас валялся бы мёртвым. Леден убрал руку Вышемилы, которой та гладила его по груди, и запрыгнул в седло. Мелькнула в голове мысль: может, и правда жениться? Как закончится это всё, как вернётся Сердце туда, где ему быть положено. И проклятие, может быть, рухнет.

Как свершится всё — поехать к отцу Вышемилы со сватовством. Не одобрит тот, возможно, и прогнать попытается, да всё равно против воли дочери не ступит. А уж тем более когда узнает, что с ней сталось. Пока же, хоть и нерадостный, а случился повод для знакомства с ним.

Леден тряхнул головой, словно волосы в глаза попали. Выбросить бы эти надежды об избавлении из мыслей начисто. Только вредные они, душу размягчают. Да и не чувствовал он ничего к юной боярышне, что заставило бы его и правда желать на ней жениться. Вон, Чаян горит прям, аж во взгляде словно всполохи пляшут, когда на Елицу смотрит. Да и поведал тут, что на Лельник и целовал её как будто, отвечала она даже. А он что? Что подарить может будущей жене, кроме терпения и холода?

Он развернул коня к воротам и поравнялся с десятником Дежибором, который уже ждал его. Взглянул напоследок на братца — тот усмехнулся криво, распознав как будто все его нерадостные мысли.

Тронулся отряд прочь из детинца. Дорога впереди хоть и не слишком длинная, а с теми, что уже были в последнюю луну, складывались они в одно сплошное бесконечное полотно. Скоро добрались и до становища, где присоединились к ним ещё воины. Тот гонец Бала, что приехал накануне с просьбой, ещё затемно умчался вперёд с вестью, что княжич едет в Логост, чтобы встретили, как полагается.

И первые два дня пути прошли спокойно, даже скучно, как кому-то могло показаться. Наезженную дорогу, конечно, слегка размыло грозами, которые то и дело громыхали тут и там. Иногда они протягивали к путникам огромные кулачищи туч и ударяли в землю неистовым Перуновым огнём, сотрясали всё вокруг утробным грохотом. И тогда клонились зеленовато-синие остроконечные ели под страшными порывами ветра, гнулись, стеная на неласковую бурю. Стихало всякое зверьё в чаще, и только уповать оставалось на надёжные укрытия из промасленной холстины, которые ставили по возможности в низинах или под сенью деревьев, где задувало не так сильно.

Потом же, как стихала ярость Богов, становилось кругом снова ясно и тихо. Лукавое Дажьбожье око всходило на небосклон, сияло приветливо, будто с полдня назад сумасшедший ветер не рвал плащ с плеч.

Так и ехали, то укрываясь, то подгоняя лошадей, чтобы восполнить те вёрсты, которые могли бы минуть, не случись грозы. Оставалось до Логоста не больше полутора суток пути. Тропы стали не столь хожеными, хоть и город впереди стоял не то чтобы большой, но старый. Туда люди охотнее добирались по Олянке, полноводной дочери Велечихи, что тянулась едва не через всё княжество с востока на запад.