Враг моего сердца - Елена Счастная (2018)

— Ну, что, поедешь в Велеборск, княжна? — глухо проговорил он после тяжёлого молчания, во время которого словно стихли все до единого голоса кругом. — Или силой везти прикажешь?

— Боюсь, силой я тебе не позволю княжну увезти, — возразил Осмыль. — Я отцу её обещание давал.

Княжич обернулся к нему и кивнул понимающе. И очень не хотелось, чтобы лосичанской дружине пришлось вступать в бой по такому вот глупому поводу. Но оно так и случится, если нужно: все об этом знали. И знали, что остановить остёрцев не удастся. Сложно решать, когда в душе будто что-то на две части разрывается, когда не хочется ехать вместе с неприятелем в Велеборск, но ехать надо. Только хуже будет подставить своим упрямством невинных людей под гнев жестокого, как говорили, княжича Ледена Светоярыча. Кто знает, чем тогда обернётся спокойный с виду разговор?

— Поеду, — Елица кивнула. — Собраться дашь?

Леден вдруг скупо улыбнулся.

— До следующего утра можешь сбираться. И прощаться, с кем надо, — милостиво разрешил он. — А сбежать надумаешь — многие пострадают. Завтра, как рассветёт, я буду ждать тебя здесь.

Княжич развернулся и махнул своим людям. Все кмети, что блюли порядок среди звяничан, двинулись за ним средь расступившейся толпы обратно к Лосичу. Елица напоследок встретилась взглядом с Осмылем — тот вздохнул, ничего больше не говоря. Ждал он, видно, что остёрцы с боем нагрянут, убивать примутся да грабить. А оно вон как всё обернулось — и поделать с этим ничего было нельзя. Не звери всё ж — друг на друга без причины кидаться.

Незаметно подошла и Сновида — тоже промолчала. Вместе они вернулись в избу, и Елица принялась собирать вещи: что в сундук, а что в мешок дорожный. Наткнулась на тонкий кожаный поясок, к которому был привешен дивный заморский кинжал в ножнах. Золотая его рукоять с замысловатым узором из переплетённых стеблей и цветов ярко посверкивала даже в скупом свете лучин. Его подарил отец перед тем, как оставить её в Звянице. Сказал, на память, будто без подарка она тут же его забыла бы. А теперь всё виделось совсем по-другому. Елица медленно вытянула клинок — и мелькнула в голове шальная, почти безумная мысль.

— Ты ж княжна, а не воин, — буркнула за спиной Сновида, словно отголосок внутренних сомнений. — Даже если повезёт тебе сильно, убьёшь ты его. Что дальше-то делать станешь?

Елица отложила кинжал в сторону. Прятать она его не станет далёко — на пояс повесит завтра. Так ей будет немного, да спокойнее.

— Пусть я и не воин, а обращаться с ним меня учили.

Волхва фыркнула недоверчиво. Конечно, никто кметя из княжны не воспитывал. Но она, бывало, напрашивалась на уроки к Отраду: покажи, мол, самое простое, чем себя защитить можно. Ведь времена неспокойные. Братец учил, но посмеивался, конечно — она и сейчас как будто видела перед собой его лукавые, материнского разреза, глаза. Он был очень на неё похож: и рыжеватыми прямыми волосами, что на солнце становилось будто бы медными, и высокими скулами, и тонким, с лёгкой горбинкой, носом. Княжич был красив: все девицы, с кем рядом проходил, аж дышать забывали. И позови любую — побежала бы, не оглядываясь за ним. Но вот не успел жениться, хоть отец и стращал его, гневился, что молодость свою на ратное дело лишь тратит. Битвы битвами, говорил, а без жены, без наследников воин — только меч один, железка заострённая — в землю ляжет, и никто о нём не вспомнит больше. Останется после только ржавчина да полоски истлевшей кожи. Отрад слушал и соглашался даже, а всё равно поступал по-своему.

Так и случилось: сомкнулась над ним курганная земля, потолкуют теперь люди о его доблести и силе, повздыхают о безвременном уходе — да и забудут. Только Елица помнить будет до самой смерти.