Личник - Игорь Валериев (2020)

Итак, что делает Герцен в Лондоне. Первым делом создает Вольную типографию и начинает пропагандистскую деятельность в канун Крымской войны, пробивая пути для своих изданий в Россию на юге через Константинополь, Одессу и Украину, на севере через Балтику.

Через полгода после основания типографии начинается Крымская кампания, осада Севастополя. Британские корабли обстреливают окрестности Санкт-Петербурга, Петропавловск-Камчатский, Соловецкий монастырь. Англия и Франция планируют осуществить решительный разгром России и низведение ее до роли второстепенной державы. И в это время Герцен в одной из прокламаций печатает: «Царю плохо, нам хорошо. Чужеземные войска подходят к Русской земле проучить Николая. Русский народ должен себе сказать: „Враг моего врага – мне поневоле приятель“».

«Да уж, поздравительные телеграммы японскому микадо во время Русско-японской войны от русских студентов и пораженческая позиция большевиков в первой мировой войне появились не на пустом месте», – подумал я и записал в графу «события в России» – Крымская война. Такую же запись внёс в другой столбик, посвящённый международным событиям. В графу «деятельность революционера» записал антироссийские прокламации.

Международная обстановка тем временем меняется. Россия проигрывает Крымскую войну. В пятьдесят пятом году умирает император Николай I, и на престол вступает его сын Александр II. В январе одна тысяча пятьдесят седьмого года подписан позорный для России Парижский мирный договор. Мы лишились права иметь флот в Черном море и потеряли всё завоеванное в эту войну у Турции. Расстроены финансы, падает курс русской валюты. Но в моём понимании лучшего момента для подрывной агитации не найдешь. Революции ведь всегда происходят в проигравшей стране. Да и в тогдашней России наступило некоторое подобие «оттепели». После стального Николая Палкина любой монарх будет либеральным. Следовательно, подрывной литературе будет легче проникнуть в страну, а идеям – в умы и сердца. Надо только немного изменить форму подачи материала. И появляется новая газета «Колокол».

При этом дело ставится на широкую ногу. Некоторые тиражи одного номера «Колокола» достигают пяти тысяч экземпляров. Наиболее удачные номера могли выходить по нескольку раз. Бумага – тонкая, и это, на мой взгляд, не случайно. Газету можно сложить несколько раз и спрятать в кармане, под одеждой. Чемодан с двойным дном и вовсе способен вместить огромное количество «Колокола». В Россию она доставляется нелегально. При этом скорость распространения газеты завидная: через десять дней после ее выхода в Лондоне она на столах русских либеральных читателей и жандармских офицеров. Чем вызван такой интерес? В «Колоколе» печатают информацию, полностью закрытую в России. Пишется история декабристского движения, публикуются записки декабристов. Издаются сборники документов, связанных с историей раскола и старообрядчества. Выходят потаённые записки императрицы Екатерины II, в которых содержалось утверждение, что отцом императора Павла I являлся князь Сергей Салтыков, а не Пётр III. Хотя данные записки были недоступны даже членам правящей фамилии. Рукопись Екатерины была опечатана и могла вскрываться только по личному распоряжению императора. Печатают воспоминания княгини Дашковой и сенатора Лопухина, государственный бюджет или сверхсекретную переписку министров Российской империи. Откуда у изгнанника такие документы? У меня только один ответ – самые ценные документы Александр Иванович получал от своих почитателей из разведки той самой соперничающей с Россией островной державы, а возможно, и из Франции. Ротшильды и там себя чувствовали более чем уверенно. В Австро-Венгрии, кстати, также все представители данного семейства мужского пола титул барона получили от императора Франца II.