1970 - Евгений Щепетнов (2019)

Итак, что я имею: примерное определение на местности – всего лишь по мостику, ПОХОЖЕМУ на мостик возле моего дома! Речка, которую я почему-то принял за Гуселку. И полное отсутствие огромного моста-путепровода, который должен быть над этой самой Гуселкой!

А еще – вместо четырехполосной Усть-Курдюмской трассы обычная двухполосная асфальтированная дорога, ПОХОЖАЯ на ту дорогу, которая… хм… На какую дорогу она похожа? Да ни на какую конкретно! На ЛЮБУЮ дорогу, которую покроют асфальтом!

И что делать? Ну что делать… идти к дому, конечно. Кто-то спер мост-путепровод, забросил меня на берег Гуселки, спер всю мою одежду…

Черт! Я схожу с ума!

Я! Схожу! С ума!

Голова заболела так, что я даже подумал, как бы какой-нибудь сосуд в ней не лопнул. Не хочу подыхать голым на хрен знает какой дороге. Без семьи, без жены. Хочу умереть лет в сто пятьдесят, окруженный внуками, правнуками и праправнуками. На своей постели, что характерно!

И тут мое внимание привлек звук. Машина! Сюда ехала машина со стороны города!

У меня даже дыхание в груди сперло – наконец-то! Сейчас попрошу сотовый, позвоню жене, и меня отсюда заберут домой! И все это сумасшествие закончится!

И тут снова по башке как пыльным мешком шарахнуло: а может, мне это все видится? Чудится? Лежу я в виде овоща где-нибудь в больничке – после аварии доставили – и вижу сны! Сны бывают такими яркими, насыщенными, что их можно как кино смотреть! Я нередко вижу сны, да такие яркие, что сам потом дивуюсь. Яркие и странные. Иногда – эротические. Ну а что? Я мужик! Хм… мужики – в поле пашут. Мужчина я, да! Люблю женщин! И что теперь?! Мысли путаются…

Свет ударил в глаза, машина с визгом тормозов остановилась, и я шагнул к ней, забыв, что на мне нет никакой одежды, кроме естественного «шерстяного» покрова. Да и тот совсем редкий – ну не грузин, особой шерстистостью не отличаюсь. Из машины кто-то вылез, кто это был, мне не видно. Фары (видимо, на дальнем свете) слепили так, что у меня из глаз, привыкших к темноте, едва не полились слезы, и в пространстве завертелись красные круги. Но голова теперь работала довольно-таки четко, и я для себя отметил, что, судя по звуку, это «уазик». Деревенские? Или какой-нибудь поклонник оф-роуда?

– Мужики! – начал я и вдруг замер, не закончив фразу. Фары потухли, теперь горели только подфарники, и в свете тусклых фонариков я и в самом деле увидел «уазик». Полицейский «уазик». Желтый, как лимон, с синей полосой. И на водительской дверце у него что-то темнело – что-то нарисованное, но что именно, я не разглядел.

– Эй! – Голос был мужским, молодым, и шел он от стоящего возле машины мужчины в полицейской фуражке. На ней ясно выделялся блестящий кругляшок кокарды. – Ты откуда взялся?! Что тут делаешь посреди ночи? Да еще и голышом! Пьяный? Что, обобрали, что ли, пока пьяный валялся?

– Я не пью, мужики… несколько лет уже не пью! – с некоторой обидой ответил я. – В аварию попал! Сознание потерял, очнулся – и вот! Здесь! Я где вообще нахожусь? Что это за речка? Что за дорога?

– Дорога на Усть-Курдюм… речка – Гуселка! В аварию, говоришь? А где авария была? Что за авария?

– Выше, у «Ленты»! Почти у «Ленты»! Я на «Ниве» ехал, а козел на «мерсе» меня хотел подбить. Вылетел навстречу и в фуру, «Вольво», она в город с моста шла. «Вольво» на встречку вылетела ко мне, и меня в лоб! Я сознание потерял, «очнулся – гипс»!

– Какая такая «лента»? «Вольво»? Что за «Вольво»?! Какой тут «мерс»?! Это тебе Москва, что ли? – хохотнул голос с водительского сиденья. – Спятил совсем! Андрюх, ты поосторожней! Он вон какой здоровый бугай! Борец, видать! И клоун… ха-ха-ха…

– Вот что, борец… – продолжил первый полицейский. – Ты где вообще живешь-то? Мне с тобой времени нет лясы точить, мы на вызов едем в Курдюм. Так что давай быстрее колись, кто ты да что ты.