Годы - Анни Эрно

После десерта самых маленьких приглашали продемонстрировать поделки из гвоздиков и бечевки или ловкость в собирании кубика Рубика, или сыграть на пианино «Маленького негритенка» Дебюсси, которого никто, к досаде родителей, толком не слушал. После некоторых препинаний мысль о том, чтобы завершить семейный сбор какой-нибудь общей игрой, отклонялась, поскольку молодежь не играла в бридж, старики побаивались скраббла, а «Монополия» требовала кучу времени.

А мы, на подходе к восьмидесятым годам как раз ставшие сорокалетними, сидя в усталой размягченности от успешно соблюденной традиции, оглядывали сидящих за столом, чьи лица против света казались темными, и нам внезапно думалось, как странно повторяется ритуал, — только теперь сами мы оказались посредине, между двух поколений. От этой незыблемости голова шла кругом, как будто в обществе ничто не изменилось. Под неразличимый гул голосов, вдруг как бы отделившихся от тел, внезапно возникала мысль о том, что и в семейную трапезу может вторгнуться что-то настолько безумное, что захочется вдруг заорать и опрокинуть обеденный стол.

По собственному желанию и по воле государства, при поддержке банков и жилищных накопительных программ люди «получали доступ к собственности». Осуществившись, эта мечта, это достижение определенной социальной ступени словно бы сокращало время, приближало семейные пары к старости: здесь они проживут вместе до смерти. Работа, женитьба, дети. Они прошли до конца маршрут воспроизводства, теперь отлитый в камне и закрепленный рассрочкой на двадцать лет. И теперь очертя голову бросались что-то мастерить, перекрашивать стены и клеить обои. Иногда хотелось вернуться назад. Они завидовали молодежи, с родительского и всеобщего одобрения жившей с кем угодно и где угодно, — им такое не разрешали. Вокруг множились разводы. Они пробовали смотреть эротические фильмы, покупали эротическое белье. Женщинам, которые спали с одним и тем же мужчиной, казалось, что они застряли в девичестве. Интервалы между месячными словно становились короче. Женщины сравнивали свою жизнь с жизнью незамужних и разведенных подруг, с грустью засматривались на какую-нибудь туристку с рюкзаком, сидящую на земле перед вокзалом и спокойно пьющую из пакета молоко. Чтобы проверить, можно ли жить без мужа, в одиночку ходили в кино на дневной сеанс с внутренней дрожью и мыслью о том, что все вокруг знают, что им здесь быть не положено.

Они возвращались на большой рынок флирта, снова открываясь для приключений мира, от которых удалило их замужество и материнство. Им хотелось съездить в отпуск без мужа и детей, и вдруг страшно было оказаться одной в отеле. День за днем они то хотели, то боялись все бросить и снова стать независимыми. Чтобы понять свое истинное желание и набраться храбрости, ходили на фильмы — «Женщина под влиянием» Кассаветиса, «Идентификация женщины» Антониони, читали «Женщину-левшу» Петера Хандке и «Верную жену». Прежде чем решиться на развод, нужны были долгие месяцы супружеских сцен и усталых примирений, бесед с подругами, осторожных намеков родителям на размолвки в семье — а ведь они предупреждали в момент женитьбы, что «у нас в роду не разводятся». Перепись мебели и утвари, которые собирались делить, чаще всего обозначала точку невозврата в процессе расставания. Составлялся список вещей, накопленных за пятнадцать лет:

ковер 300 франков

аудиоустановка 10 000

аквариум 1000

марокканское зеркало 200

кровать 2000

плетеные кресла «Эмманюэль» 1000

аптечный шкафчик 50

и т. д.