Еретик Жоффруа Валле - Константин Курбатов (1987)

— Чувствуете, какая мысль? — поймал себя Жоффруа на том, что размышляет вслух.

Он говорил, а Анжелика улыбалась и слушала.

— Кто рабски следует за другим, тот ничему не следует! — восхищался он. — Вы понимаете?

— Понимаю, — улыбалась она. — Очень хорошо понимаю и готова рабски следовать за вами всюду, куда вы пойдете.

И вдруг понял, что происходящее — вовсе не сон. Что Анжелика Готье, которая десятки раз являлась к нему во сне, теперь каким-то странным образом очутилась здесь, в его комнате, на самом деле.

— Вы разыскали меня? — удивился он. — Как?

— Это я разыскал Анжелику, мэтр, — раздался знакомый голос. — Вы сделали несчастной одну женщину. Зачем делать несчастной и другую? Если люди любят друг друга, они не имеют права топтать свою любовь.

— Гастон, это вы? — не поверил своим глазам Жоффруа. — Вы разыскали Анжелику? Вы?!

— Это было нетрудно, мэтр. Вы мне столько говорили о ней. И потом, Нотр Дам еще не весь Париж. Кроме того, я согласен с вами, что безнравственно верить в Магомета, а молиться ходить в католический храм.

Невероятно! Родной брат его жены Анны, который совсем недавно клялся, что или вернет Жоффруа в семью, или убьет его, теперь стал его союзником! И он привел к Жоффруа его любимую!

Они тогда, хотя толстяк Леон Бурже и сопротивлялся, довели свою необычную дуэль до конца. Несчастный художник очутился в доме Жоффруа весьма кстати. Быть секундантом на дуэли — это не то, что малевать сильных мира сего с длинными носами и выпученными глазами. Тем более что необычная дуэль гарантировала только один исход. В отличие от поединка на шпагах, здесь никаких ранений быть не могло. Только смерть.

Вино в бокале Гастона де Кудрэ, когда он поднял его, предательски плескалось. В остальном мальчишка держался отлично и залпом осушил бокал. Жоффруа сделал то же самое. Леон в ужасе метался взглядом от Жоффруа к Гастону и обратно.

— Безумство! Полное безумство! — бормотал он. — Что вы делаете?

А глаза Гастона уже расширились и остекленели. Он стал задыхаться и повалился на стол. Леон и Жоффруа подхватили беднягу и уложили в кровать. Ему сделалось дурно. Обильная рвота сотрясала хрупкое тело юноши. Он корчился и стонал. Приоткрыв мутные глаза, шепнул:

— Я проклинаю вас, Жоффруа Валле.

Тело несчастного ослабло, дыхание затихло.

— Врача! Скорей врача! — суетился Леон.

— Не нужно врача, — сказал Жоффруа. — С мальчишкой ничего страшного не случилось. Сейчас он очнется и будет здоровей здорового.

— Ты думаешь, яд вышел вместе со рвотой? — с надеждой спросил Леон.

— Нет, — ответил Жоффруа. — Но пусть это останется нашей с тобой тайной: там не было яда.

— Как?!

— Но я ведь не совсем умалишенный, чтобы подсыпать в столь благородный напиток отраву. Да еще мальчикам.

— Но почему его вырвало?

— Вероятно, нервное потрясение. Молодой организм не хочет умирать и активно борется за жизнь.

А когда юноша пришел к себя, Жоффруа сказал ему:

— Поединок оказался не в вашу пользу, Гастон. Бокал с ядом достался вам.

— Вы обманули меня, — произнес Гастон, отворачиваясь, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. — Боже, почему я не умер?

— То был яд, — заверил его Жоффруа. — Но ваш желудок выбросил его. Всевышний справедлив, он видит, что вы по-своему правы, защищая честь фамилии и сестры. Но он не может покарать и меня, видя, что я, хотя и иду против общепринятого мнения, поступаю разумно.

— Боже, почему я не умер? — шептал Гастон.

Сколько они потом переговорили с Гастоном! О любви и боге, о католиках и гугенотах, о свободе и насилии, о верности и предательстве. Любое понятие, если в него глубже вникнуть, теряло однозначность, становилось объемным, могло рассматриваться и с одной стороны и с другой. Даже бог и любовь не укладывались в привычные рамки истин, которые нельзя подвергнуть сомнению. Ведь то, что не подвергается сомнению, мертво.