Еретик Жоффруа Валле - Константин Курбатов (1987)

Нет, Луи Шарль Арман де Морон не считал себя виноватым и перед Анной. Перед судьями, которые его не поняли, он немного виноватым себя считал. Перед ней, которую убил, нет. Потому что в жизни всегда присутствует высшая справедливость. И Луи Шарль счел справедливым даже тот суровый приговор, который вынесли ему за укрытие имени государственного преступника плюс убиение женщины — четвертование. Разве это так много — четвертование? Жизнь Анны, на его взгляд, стоила значительно больше.

Весенний ветер приятно освежал лицо Луи Шарля. Высокий, в тринадцать ступеней, помост плыл над толпой, открывая простор ветру. Взгляд невольно тянуло к грубому чурбану с воткнутым в него топором. Красные штаны палача резали глаза.

— Смерть еретику! — шумела толпа.

Шагнув к палачу и глядя ему прямо в глаза, утонувшие в прорезях маски, Луи Шарль протянул своему убийце кошелек.

— Бог простит тебя, любезный, — сказал де Морон, — а золото, которое находится в этом кошельке, поможет тебе скрасить впечатление от гнусности, которую ты сейчас совершишь. Я прощаю тебе и вношу плату за твою нелегкую работу. Но и ты со своей стороны будь мудр и великодушен.

— Не извольте беспокоиться, — буркнул Люсьен Ледром, пряча кошелек под фартук.

Но палач обманул осужденного. Взяв солидную мзду, он не уменьшил мук своей жертвы. Он был слишком зол на Луи Шарля, который умертвил Анну. Искусно владея топором, палач Люсьен Ледром вонзал жало топора в тело несчастного так, чтобы последние минуты жизни де Морона сделать предельно мучительными.

XV. ЗРИТЕЛЬНАЯ ТРУБА КОРОЛЯ

Едва веки короля дрогнули, все находящиеся в спальне склонились в почтительных поклонах.

— Окна! — возмутился король. — Почему до сих пор закрыты окна? Или я должен говорить об этом каждый день?

Спальня наполнилась светом.

— Ить ты! — дернулся Карл.

Это Альфа, любимая гончая короля, почувствовав, что хозяин проснулся, от всей души лизнула его в пятку. Точнее, не в саму пятку, а в выемку стопы. Пятка у Карла IX к двадцати двум годам успела несколько затвердеть, а выемка стопы оставалась по-прежнему младенчески нежной. Взвизгнув, Карл ругнул Альфу и спрятал ногу под одеяло. Альфа на хозяина не обиделась, вскинула передние лапы на королевскую кровать и попыталась лизнуть короля в лицо. Карл увертывался и дергал гончую за усы, обзывая ее усатой девчонкой. У них началась обычная игра, которая затевалась, когда король просыпался в добром расположении духа. Усатая девчонка прятала длинный нос под одеяло и там чихала. А Карл ловил ее за усы, дергал и спешил убрать руку.

— Иди на место, — сказал наконец король. — Где твое место?

И Альфа послушно удалилась.

К завтраку Альфа, как обычно, пожаловала в малую столовую, и Карл бросил ей несколько кусков ветчины, выбрав самые постные. Потому что породистой собаке, тем более гончей, жир вреден.

Пока король принимал у себя в кабинете бесконечных маршалов, советников, жалобщиков и просителей, Альфа лежала на своей бархатной подушке под картиной с изображением девы Марии и дремотно помаргивала красивыми глазами. Но неожиданно Карл заметил, что подушка опустела. Карл рыскнул глазами по кабинету и нигде Альфу не обнаружил — ни под столом, ни у камина, ни под креслами.

— Где Альфа, мерзавцы? — тихо спросил он.

— Здесь, — ответили ему. — Сейчас. Одну минуточку, ваше величество.

Но прошло десять минут, а подушка под девой Марией продолжала пустовать. Через пятнадцать минут вопрос об Альфе в устах короля звучал уже на таких высоких нотах, что все живое в Лувре сочло за самое благоразумное удалиться от кабинета короля на возможно более дальнее расстояние.